Власть техники и общество знаний

Объективность противоречий научно-технического прогресса навела на мысль о существовании внутренних закономерностей в развитии техносферы, неподконтрольных человеку на данном уровне знаний.

С позиции технологического детерминизма, общество и мир человека все глубже оказывается под властью техники. Техника - это самостоятельная и неуправляемая сила, диктующая управлению и социальным отношениям собственные законы. Как самодовлеющая система техносфера подчиняет своей логике пространство личной жизни, труд, культуру. Производство и досуг превращаются в стан­дартизованную последовательность воспроизводимых во времени операций. Промышленный конвейер дополняется схемами культур­ной индустрии, о которой писали М. Хоркхаймер и Т. Адорно [21], включающей свободное время индивида в систему производства по­требителей с определенным стилем жизни. На основании подобных соображений Х. Шельски выдвинул «тезис о технократии» [30], в соответствии с которым законы техники лишают человека возможно­сти сознательной самореализации. В процессе формирования научно­технической цивилизации усиливается роль ее внутренних законо­мерностей (логических, операциональных), а роль политических норм, законов и идеологий снижается. Пространство политических решений сужается, а сложившиеся демократические институты при­нятия решений становятся неэффективными и даже опасными.

Идеи технологического детерминизма заострили внимание философов на проблеме управления. Техносфера не настолько авто­номна, чтобы освободить человека от задач рационального планиро­

вания и управления. Проблемы управления в сфере набирающего обороты научно-технического прогресса способствовали появлению новых теоретических моделей, описывающих современный этап раз­вития общества, - концепций постиндустриального и информацион­ного общества, а также общества знания. Последняя из этих концеп­ций может рассматриваться и как новая версия технократического подхода к обществу, и как альтернатива традиционным концепциям технократии.

Предыстория идеи общества знания связана с возрастанием роли управления в промышленности в период с 1930-х по 1950-е гг., с процессом, получившим название «революции менеджеров». В 1958 г. Дж. Гэлбрейт ввел понятие «техноструктура», описывающее иерархию технических специалистов и ее роль в социальном управ­лении. Дж. Гэлбрейт полагал, что капиталистическое общество изо­билия имеет своими предпосылками технический прогресс и необхо­димые для него инвестиции в образование и науку [25]. Годом позже П. Дракер предложил термин «knowledge worker»- специалист по работе со знанием, когнитивный работник [23]. В 1966 г. политолог Р. Лэйн ввел термин «knowledgeable society»(«общество знания») для характеристики влияния научного знания на сферу публичной политики и управления [27, с. 649-650]. Чуть позже П. Дракер в кни­ге «Эпоха разрыва» стал активно использовать термин «knowledge economy>(«экономика, основанная на знаниях») [24].

Возрастание роли информационных и медиа-технологий в жизни общества, особенно в политической сфере, охарактеризован­ное Д.В. Ефременко как период синергии научно-технического про­гресса и социальных изменений [7, с. 67], мотивировало дискуссии об информационном обществе и обществе знания. Долгое время обсуж­дение концепта «общество знания» велось также в тесной связке с концепциями постиндустриального общества.

дневную жизнь людей посредством ПК и сети Интернет. Компании типа Apple Inc. и Microsoft стали олицетворением новейшей эпохи господства знаний.

В теории общества знания стержневыми являются идеи тех­нологического применения знаний в промышленности и управлении. Вокруг этих положений выстроена аргументация П. Дракера. Техника и технологии, стремительно распространившиеся вместе с капита­лизмом, производятся и управляются универсальными и системати­зированными знаниями. Сами по себе они не действенны. Пример эффективности знания, по Дракеру, - успехи тейлоризма в мире. Его внедрение в промышленность привело к ежегодному увеличению производительности на 3,5-4% и ее удваиванию примерно за восем­надцать лет [6, с. 90]. Однако тейлоризм - это применение знания к организации физического труда. Это была финальная стадия эпохи, когда знание применялось для разработки орудий, технологий, про­изводства. Предел, как считает Дракер, здесь достигнут. Новый гори­зонт видится в повышении эффективности умственного (управляю­щего) труда, т.е. производства знаний, имеющих инновационный по­тенциал. «Производительность новых классов - классов посткапита­листического общества - можно повысить только путем применения знания к процессам труда. Этого невозможно добиться ни при помо­щи станков, ни при помощи капитала. В сущности, современное обо­рудование и капитал в отсутствие влияния других факторов, скорее всего, способны затруднить рост производительности труда, а не способствовать ему» [6, с.

Между тем, очевидно, что существование общества знания невозможно без современной техники и технологий, обеспечивающих науку, образование и внедрение знаний в деятельность. Знание в таком обществе - это функция технологической среды и соответст­вующего уровня разделения труда. Техника и технологии - это инст­рументальное звено социализации знания, механизм превращения знания в деятельность. Показателен предложенный Робертом Райхом список «когнитивных работников» [3, с. 53]: исследователи, дизай­неры, разработчики программных продуктов, биоинженеры, профес­сионалы индустрии развлечений, инвестиционные банкиры, адвока­ты, проектные менеджеры, контролирующие эксперты, финансовые консультанты, консультанты по управлению, специалисты по инфор­матике, специалисты по подбору персонала, плановики, системные аналитики, специалисты по маркетингу, архитекторы, индустриаль­

ные дизайнеры, издатели, писатели, журналисты, музыканты, теле- и кинопродюсеры. Общей характеристикой этих профессий является не только наличие у их носителей развитого абстрактного мышления, но и то, что практически во всех случаях эффективное осуществление соответствующей деятельности невозможно без использования со­временных технологий.

Теория общества знания предельно оптимистична. Его опо­ра - высокий уровень разделения труда и узкая специализация, что создает потребность в сложных механизмах координации и управле­ния. По мнению Н. Штера, это создает предпосылки для хрупкости общественных связей. Научное и техническое знание заключает в себе мотивацию к действию, что, в свою очередь, запускает меха­низмы самоорганизации в глобальном обществе с учетом разнообра­зия идей, гипотез, проектов. С одной стороны, возможности общест­ва расширяются, с другой - возрастает его хрупкость [22, с. 29]. Зна­ние - область возможностей, сфера виртуальности. Знание не имеет стоимостного выражения, однако оно заключено в интеллектуальной и предметной деятельности профессионалов, распределенных в сис­теме технологического разделения труда - фирмах и корпорациях.

Иначе говоря, воплощаемое технически и социально знание не остается нематериальным. Как производительная сила оно «раз­мыкает» действительные отношения материального мира и тем са­мым подчиняет себе человека. Творение начинает господствовать над человеком отнюдь не в идеологических формах, а вполне реаль­ных и осязаемых. Техносфера - это не научная лаборатория, в кото­рой «гибнут» гипотезы. Все больше техносфера напоминает экоси­стему.

Само общество при этом качественно не изменяется. Реше­ния по-прежнему принимают не технократы и эксперты, а управлен­цы, преследующие интересы организаций, бюрократия. «Знания спе­циалистов служат интересам организаций и лишь потом, во вторую очередь, благополучию людей или окружающей среды» [2, с. 18]. Частный характер использования современных технологий и при­своения результатов производства входит в противоречие с обобще­ствлением издержек технологичного производства.

Технократы не становятся господствующим классом, но вполне успешно обслуживают сложившуюся систему. Между тем, это никак не снимает проблему оценок, цены и цели всей совокупности научно-технических процессов. «Суть проблемной ситуации состоит в том, что отрицательные последствия научно-технических достижений не уступают по своим масштабам позитивным последствиям» [5, с. 27]. Техника и технологии стали предметом этической рефлексии.