«СТРУКТУРА ИНСТИНКТОВ» И ОБЩЕСТВО

В XX веке империализм развязал две мировые войны, спровоцировал множество больших и малых военных конфликтов в различных регионах мира. Од­нако он продолжает наращивать гонку вооружений и своей агрессивной политикой дестабилизирует обста­новку в мире.

му, стоящую перед человечеством. Достаточно ска­зать, что техническое усовершенствование средств ведения войны, поставленное на службу милитаризму империалистических держав, привело к тому, что в XX веке по сравнению с предшествующим столетием число жертв за один год войны в среднем выросло на 1070 %.

Общественное мнение во всем мире необычайно живо реагирует не только на практические, но и на теоретические проблемы войны и мира. Вокруг этих проблем разгорелась острая идеологическая борьба. Буржуазные теоретики стремятся извратить или обой­ти молчанием марксистско-ленинское учение о соци­ально-классовой природе политического и военного насилия, пытаются противопоставить ему псевдонауч­ные концепции, оправдывающие империалистическую политику, которая выражается в милитаризме и госу­дарственном терроризме, в расизме и неоколониализ­ме, в репрессиях против демократических сил и в бес­численных военных авантюрах.

В настоящее время во многих странах Запада со­зданы многочисленные научные институты и центры, общественные и международные организации, в ко­торых интенсивно разрабатываются проблемы соци­ального насилия, включая вопросы войны и мира. Едва ли не все ведущие буржуазные философские школы пытаются выразить свою позицию по данным вопросам. В результате возникла весьма пестрая и разнообразная по своим предпосылкам буржуазная «философия насилия», в которой фрейдистские идеи о врожденной агрессивности человека играют замет­ную роль.

Формируя общественное мнение и обрабатывая со­знание масс, буржуазный информационно-пропаган­дистский аппарат широко использует теории, подоб­ные фрейдистской, в качестве основы для своей дея­тельности. Раскрывая механизм функционирования средств массовой информации на Западе, известный американский ученый Г. Шиллер отмечает, что запра­вилы в этой области, оправдывая ежедневные телеви­зионные программы, в которых на каждый час прихо­дится с полдюжины убийств, обычно ссылаются на че­ловеческую природу, которая якобы постоянно испы­тывает потребность в сценах насилия и бойни. «Легко предположить,— пишет он,— что в Соединенных Шта­тах теория, подчеркивающая агрессивную сторону по­ведения человека, неизменность человеческой приро­ды, найдет полное одобрение, завладеет многими ума­ми, ляжет в основу большинства работ и будет широко пропагандироваться средствами массовой информа­ции. Несомненно, экономика, основывающаяся на част­ной собственности и индивидуальном накопительстве, поощряющая их и в силу этого подверженная личным и социальным конфликтам, должна иметь на вооруже­нии теорию, объясняющую и узаконивающую свои практические принципы. Насколько спокойнее считать, что эти конфликтные отношения заложены в самой человеческой природе, а не навязаны социальными условиями!» ¹³.

Следовало бы ожидать, что «неомарксисты», беря на себя функцию непримиримых судей в отношении капиталистической системы, немедленно приступят к обличению буржуазной «философии насилия», и пре­жде всего ее ядра — фрейдизма, за участие в импе­риалистической пропаганде.

Пытаясь «развить» марксистскую теорию на фрей­дистском фундаменте, «неомарксисты» ставят перед собой неразрешимую задачу. Уж слишком далеки, а

в существенных пунктах диаметрально противополож­ны, исходные принципы обоих учений. Сгроя свои рас­суждения на предпосылках психоанализа, «неомар­ксисты» вынуждены вращаться в кругу решений и вы­водов, которые определились в трудах самого Фрей­да. В самом деле, можно ли на основе фрейдистских представлений о человеческой природе произвести оценку всемирно-исторического процесса, аналогич­ную марксистской? Очевидно, что нет, ибо марксист­ский анализ — ив этом заключается его радикальное отличие от психоанализа—не признаёт наличия у че­ловека бессознательных влечений или инстинктов, ко­торые, с одной стороны, детерминировали бы основ­ные формы жизнедеятельности людей, а с другой — лежали бы за порогом исторической изменчивости. Например, такое явление, как война, марксизм объяс­няет классовыми антагонизмами и отношениями экс­плуатации, а не врожденными инстинктами, предопре­деляющими социальную агрессивность. Следуя в по­добных вопросах за Фрейдом, «неомарксисты» либо вообще отказываются от социально-классового анали­за, либо низводят его до уровня голой фразы.

Так, А, Мичерлих, представитель среднего поколе­ния франкфуртских «неомарксистов», выделяет два ряда факторов, которые, по его мнению, наиболее существенны для изучения проблем войны и мира. Он полагает, что существуют как социально-психологичес­кие предпосылки возникновения войн, формирующие­ся в общественной истории, так и психологические, которые свойственны человеку как представителю определенного биологического вида.

Как бы ни менялись производительные силы и про­изводственные отношения людей, считает франкфурт-

скии «неомарксист», первичные влечения сохраняют СВОЮ природу. В нормальных условиях ИХ энергия СМЄ’ шивается в равных пропорциях, но в экстремальных одно из них приобретает доминирующее значение. Экономический фактор, по Мичерлиху, имеет вторич­ный характер, ибо выполняет роль своеобразного пус­кового механизма, посредством которого освобожда­ется энергия человеческой агрессивности. Многочис­ленные войны и напряженные ситуации, в какую бы эпоху они ни возникали, демонстрируют, по его мне­нию, в сущности, одно: силу давления коллективно не­удовлетворенных инстинктов. Что касается такой фор­мы социального насилия, как эксплуатация, то и она объясняется, полагает «фрейдо-марксист», не жаждой прибыли у капиталиста, а психической конституцией человека. Он подчеркивает, что понятия «капиталист» или «коммунист» вообще представляют собой упро­щения и самообман, ибо не учитывают родовых при­знаков человека, т. е. неизменной «структуры инстинк­тов». «Мы склоняемся к точке зрения,— заявляет Ми- черлих,— что агрессивность относится к сущности че­ловека как орган, который его обслуживает,— поэтому ее разнообразные проявления можно только смяг­чить» ^,4. Он утверждает, что, не изменив психическую структуру человека, едва ли можно рассчитывать на уменьшение опасности возникновения новой войны.

Слова Мичерлиха проливают свет на существо «фрейдо-марксистской» программы. Утверждая антро­пологический подход, она вместе с тем нацелена на пересмотр марксистской концепции, ставящей во главу угла социальные свойства личности. Более того, эта концепция квалифицируется как образец «социологи­ческого релятивизма», изображающего человека в ка­честве простой проекции социальной среды. По сло­вам Э, Фромма, подобный релятивизм основывается на предположении, что «человеческая душа не содер­жит никаких собственных внутренних качеств, но это только чистый лист бумаги, на котором общество и культура оставляют свои письмена» ¹⁶.

В действительности позиция К. Маркса далека от «социологического релятивизма», в котором его обви­

няют «фрейдо-марксисты». Будучи материалистом, он подчеркивал природные, биологические основы чело­веческого существования, врожденный характер по­требностей и способностей, необходимых для эффек­тивной адаптации человеческого организма к окружа­ющей среде. «Ч е л о в е к,— отмечал Маркс,— явля­ется непосредственно природным существом, В качестве природного существа, притом живого при­родного существа, он ...наделен природными силами, жизненными силами, являясь дея­тельным природным существом; эти силы суще­ствуют в нем в виде задатков и способностей, в виде в л е ч е н и й...» ¹⁷Однако такие задатки и влечения, с точки зрения марксизма, не имеют ничего общего с инстинктами жизни и смерти, которые рисует фантазия Фрейда. Человеческие влечения и способности, вклю­чая высшие, например мышление, не существуют в от­рыве от реального жизненного процесса, который свя­зывает человека с миром природы и с социальным ок­ружением, но также ставит его в определенное отно­шение к себе, к своим способностям, навыкам и возможностям. В процессе жизнедеятельности людей получают развитие их разнообразные задатки, актуа­лизируются такие качества, которые пребывали ранее в латентном, скрытом состоянии, наконец, у них фор­мируются новые потребности и способности, позво­ляющие обеспечить высокую степень приспособления к окружающей природной и культурной среде.

«Фрейдо-марксисты» полагают, что страсти и вле­чения находятся в недрах бессознательной сферы, предшествуя всякой деятельности и мотивируя ее под­линные, хотя и скрытые от сознания цели. Однако та­кой подход лишает возможности понять реальный смысл и назначение разнообразных психических функ­ций, включая бессознательные процессы. Будучи от­носительно самостоятельной, автономной сферой, че­ловеческая психика самой эволюцией предназначена для практических целей: она опосредствует жизнедея­тельность субъекта, выполняя функции ориентации и управления. Разумеется, влечения и страсти имеют не­который органический субстрат, определенным обра­зом связаны с физиологическими процессами, одна­

ко порождаются и трансформируются они в актах дея­тельности. Они всегда имеют объективное, предметное содержание, ибо ориентированы на нечто внешнее — мы говорим об объекте страсти, о влечении к чему-ли­бо — ив этом смысле они выступают как характерис­тики разнообразных форм человеческой деятельно­сти. Мы вообще не сможем сказать нечто вразуми­тельное о человеке, если полностью исключим его от­ношение к делам и поступкам, к образу жизни и спо­собам деятельности. Даже его мысли или возвышенные идеалы можно истолковать лишь в контексте жизнен­ной практики. «Какова жизнедеятельность индиви­дов,— читаем в «Немецкой идеологии» К. Маркса и Ф. Энгельса,— таковы и они сами. То, что они собой представляют, совпадает, следовательно, с их про­изводством— совпадает как с тем, что они произво­дят, так и с тем, как они производят. Что представля­ют собой индивиды,— это зависит, следовательно, от материальных условий их производства» ^!8.

Если мы поставим вопрос о наследственных пред­посылках агрессивности, то окажемся в жаркой обла­сти дискуссий и споров, которые ведутся в наше время не только в философии и обществоведении, но и в ряде биологических дисциплин. Настаивая на врожден­ном характере агрессивного поведения, «фрейдо- марксисты» находят опору во взглядах некоторых бур­жуазных ученых, таких как, например, австрийский био­лог К. Лоренц, которого на Западе называют отцом «социальной этологии». Занимаясь этологией, т. е. изу­чая поведение животных, он пришел к выводу, что у животных в некоторых ситуациях автоматически сраба­тывает врожденный механизм агрессии, который так же неодолим, как органические потребности — голод, жажда и проч. Этот вывод был экстраполирован на со­циальную сферу. Лоренц и некоторые его сторонники предположили, что в основе человеческой агрессии, как и у животных, лежат генетически обусловленные, наследственные факторы.

Однако взгляды «социальных этологов» находят возражения не только со стороны философов-марксис­тов, но и в среде специалистов-биологов, занимаю­щихся поведением животных. Например, английский ученый О. Меннинг, специалист в области эволюции и генетики поведения животных, отмечает, что концеп­ция Лоренца недооценивает влияние факторов разви­

тия на агрессивную мотивацию, Ссылаясь на экспери­менты, проводимые различными исследователями, он утверждает, что, воздействуя на животных в раннем возрасте, можно сильно изменить уровень их агрес­сивности. Например, как показали лабораторные опы­ты, сравнительно легко научить обычную мышь всег­да нападать на чужака, а другую особь этой же линии оставаться в подобной ситуации совершенно спокой­ной. Переводя обсуждение этой проблемы в другую плоскость — на человека, английский биолог заключа­ет: «Поскольку условия выращивания животных столь четко влияют на уровень агрессии и поскольку данные, полученные на животных, неоднозначны во многих отношениях, у нас, по-видимому, нет оснований сог­лашаться с тем, что агрессивность человека неизбеж­на» ^,9.

«Фрейдо-марксисты» обвиняют Маркса в том, что он будто бы недооценивал действие на человека внут­ренних иррациональных сил. Однако для Маркса проб­лема заключается не в том, чтобы признать или от­вергнуть сам факт существования иррациональных форм поведения, а в необходимости преобразовать общественные условия, провоцирующие негативное воздействие подобных сил на человека. C позиций марксистского учения, иррациональные побуждения и силы, включая агрессивность, формируются в усло­виях отчужденного существования людей, они полу­чают импульс к развитию в процессе жизнедеятель­ности, протекающей на фоне эксплуатации, насилия и жестокости.

Подчеркивая роль социальной среды в становлении и развитии личности, марксизм отнюдь не переоцени­вает ее. В отличие от «социологического релятивиз­ма», он выявляет активность и творческую самодея­тельность человека, который в течение своей истории созидает социальную и культурную среду, необходи­мую для его жизненного процесса. Однако эта среда не является внешней силой, с фатальной неизбежно­стью формирующей внутренний мир человека. Разви­вая в себе разумное начало, он оказывается способ­ным выбирать формы собственной жизнедеятель­ности, содействуя появлению и совершенствованию в структуре своей личности положительных качеств, а также подавляя и блокируя нежелательные реакции.

«Фрейдо-марксисты» уповают на психоаналитиче­скую технику, которая должна смягчить воздействие иррациональных компонентов психики на поведение человека. Понятно, что вмешательство психиатрии в некоторых случаях и в самом деле необходимо. Одна­ко любые методы психиатрического воздействия на личность окажутся бессильными, если социальное ок­ружение с методическим постоянством будет калечить исцеленных пациентов.

Тесная связь между капитализмом и возрастающей агрессивностью буржуазной личности настолько оче­видна, что эту ситуацию в некотором смысле можно квалифицировать как психиатрический эксперимент, поставленный самой историей. Например, в США по­стоянно возрастает число преступлений, совершенных с применением насилия. Согласно данным Федераль­ного бюро расследований, в 1986 г. было зарегистри­ровано 35 миллионов различных преступлений, вклю­чая 19 тысяч убийств. Удручающий факт: из них 1311 убийств было совершено подростками. Однако было бы ошибкой юный возраст преступников связать с вро­жденным характером агрессивности, ибо социальные корни в данном случае очевидны: как показали социо­логические опросы, более половины юных убийц из бедных семей воспитывались без родителей.

Можно ли посчитать ответственным Танатоса (ми­фического героя фрейдовских спекуляций) за так на­зываемый черный феномен — волну самоубийств, за­хлестнувшую школы США? Как сообщает американ­ская печать, за последние тридцать лет число само­убийств среди подростков в возрасте от 15 до 19 лет возросло в три раза и составляет теперь свыше 5 ты­сяч ежегодно. Причем во много раз больше назван­ной цифры количество неудавшихся покушений моло­дых американцев на собственную жизнь. Чем же объ­яснить «черный феномен»? Во всяком случае, не пси­хоаналитической схемой, сконструированной на базе «инстинкта смерти». Обратимся к более реальному ис­точнику. Согласно статистическим данным, в настоя­щее время около 13 миллионов юных американцев жи­вут в условиях нищеты. Их психология и отношение к жизни формируются под влиянием раннего осознания бесперспективности собственной судьбы. Социологи установили, что рост безработицы на один процент приводит к повышению числа самоубийств на 4,1 про-

цента. Очевидно, что для подрастающего поколения из бедных семей эти проценты — не статистическая аб­стракция, а реальность, осязаемая на уровне их взрос­лого окружения. Не нужно обладать специальной под­готовкой в области психиатрии или социальной психо­логии, чтобы оценить трудности формирования подро­стковой психики в условиях разнузданной пропаганды насилия по американскому телевидению, нередких случаев жестокого избиения родителями своих детей, роста алкоголизма и наркомании в молодежной среде, семейных неурядиц и т. п. В течение года более мил­лиона мальчиков и девочек уходят из дома и скитают­ся по стране, пополняя «дно» пресловутого «общест­ва изобилия», причем 50 тысяч из них исчезают потом бесследно.

Наконец, следует подчеркнуть, что «фрейдо-мар- ксистская» терапия, связанная со смягчением воздей­ствия сферы инстинктов, не пригодна потому, что даже триумфальный успех психиатров не избавит капи­талистическое общество от социальных форм агрес­сии — войн, эксплуатации и т. п. Марксов анализ бур­жуазного общества проливает свет на данное обстоя­тельство. Вскрывая язвы и пороки капиталистической эксплуатации, Маркс далек от того, чтобы взвалить всю вину на «природу капиталиста», на его бессозна­тельные влечения, агрессивность, злую волю и проч. «...Капитал беспощаден,— писал он,— по отношению к здоровью и жизни рабочего всюду, где общество не принуждает его к другому отношению. На жалобы от­носительно физического и духовного калечения, пре­ждевременной смерти, истязаний чрезмерным трудом он отвечает: как могут терзать нас эти муки, если они увеличивают наше наслаждение (прибыль)? Но в об­щем и целом это и не зависит от доброй или злой воли отдельного капиталиста. При свободной конкуренции имманентные законы капиталистического производства действуют в отношении отдельного капиталиста как внешний принудительный закон»²⁰.

Таким образом, процесс капиталистической эксплу­атации осуществляется помимо «злой» или «доброй» воли предпринимателей. То же самое можно сказать и по отношению к военным конфликтам, которые раз­вязывают империалистические круги. Можно предпо­ложить, что президент США Г. Трумэн, утвердивший приказ об атомной бомбардировке Японии в августе

1945 года, не был кровожадным и жестоким в той сте­пени, которая была бы соизмерима с чудовищной акцией американской военщины. Очевидно, что источ­ник моральной деградации лежит не в «структуре ин­стинктов», а в характере общественных отношений, по­рождающих насилие и возводящих его в ранг государ­ственной политики.