Понятие

Научное, теоретическое понятие, как правило, невоз­можно определить формально-логически — путем подведе­ния под высший ряд и указания собственного признака. Оно с точки зрения диалектической логики не механиче­ская сумма тех или иных признаков, а органическое един­ство, целостная система различных, неразрывно связанных друг с другом определений.

многочисленных компонентов, сторон, связей и отношений целостного объекта. При этом понятие есть не мертвое обобщение различных сторон объекта, а живая, развиваю­щаяся целостность, узловой пункт, в котором концентри­руются важные, существенные стороны отражаемого. Вме­сте с тем и само научное понятие — элемент системы поня­тий — теории, науки. Вне собственной системности и вне системы понятий, образующих теорию, науку, понятие превращается в пустую, бессодержательную абстракцию. Чтобы составить целостное научное понятие об объектив­но существующей системе, недостаточно только вычленить и перечислить ее отдельные элементы, стороны. Важно раскрыть их внутреннюю закономерность, связь, взаимоза­висимость, выявить основу взаимодействия компонентов целого и отыскать адекватное ему логическое выражение. Всесторонность, единство многообразных определений, по­вторяем,— непременная особенность научного понятия.

Только будучи целостной системой различных опреде­лений, научное понятие способно адекватно отразить цело­стный объект, схватить его живую «душу», тенденцию его движения. Следовательно, отдельные определения, отра­жающие компоненты, стороны целостной системы, суть части научного понятия, а это последнее — только син­тез различных определений, отражающий взаимодействие компонентов объективно существующего целого. Понятие подчиняет эти определения своему внутреннему строю, обусловливает их взаимосвязь, дополняемость друг другом, в результате чего они теряют свою самостоятельность и од­носторонность.

Проблеме целостности, тотальности понятия много вни­мания уделял Гегель. Ему принадлежит, в частности, глу­бокая мысль о том, что «понятие есть конкретное и наибо­гатейшее, так как оно есть основание и тотальность преды­дущих определений...» ¹Вместе с тем источник тотально­сти, целостности понятия Гегель видел не в целостности отражаемого объекта, а в абсолютной идее, в мировом духе, важнейшей чертой и сутью которого является сама целостность. Целостность понятия, по Гегелю, есть лишь ступень в саморазвитии целостности мирового духа, ее конкретное выражение. Гегель утверждал тождество поня­тия и объекта. Понятие, писал он, как «конкретная то­тальность, тождественно с непосредственной объектив­ностью» ^[49][50]. Мало того, оно, по Гегелю, создает, творит

целостность предметов и явлений объективной действи­тельности.

Высоко оценивая мысли Гегеля о целостности, тоталь­ности понятия, классики марксистской философии показа­ли, что понятия целого и части не создают объективно-це­лостные образования, а сами являются лишь их отраже­нием в сознании человека. «Диалектика в е щ е й создает диалектику идей, а не наоборот» ¹.

Наши представления об объективном целом и его ча­стях могут быть ошибочными или приблизительно вер­ными, они могут быть и достаточно точными, но это ни в малейшей степени не влияет на характер, объективную природу целостных образований. Так, атом всегда был сложной целостной системой, независимо от того, что он веками представлялся человеку как последний, неделимый далее первоэлемент действительного мира.

К. Маркс глубоко раскрыл целостность научного поня­тия как отражения в сознании человека присущего объек­тивно существующему целому единства многообразных компонентов и связей на анализе многочисленных понятий наук, и прежде всего общественных. Производство вообще, писал он, к примеру,— это абстракция, но абстракция ра­зумная, поскольку она действительно выделяет общее, фиксирует его и поэтому избавляет нас от повторений.

Производство многосложно, оно есть, писал Маркс, «совокупное целое». Поэтому и понятие, его отражающее, многосложно, многогранно, что находит свое проявление в различии образующих его определений. Одни из этих оп­ределений характерны для производства вообще, они отно­сятся исторически ко всем эпохам. Другие определения относятся лишь к некоторым эпохам, а третьи — только к одной, определеппой исторической эпохе. В результате понятие производства выступает как единство многочис­ленных определений, сложное целое, отражающее целост­ный производственный организм ^[51][52].

Понятие, будучи теоретической абстракцией, «выводит­ся» из чувственно-конкретного, эмпирического, из практи­ки. Вместе с тем оно не есть простая сумма эмпирических данных, подобно тому как сущность не совпадает с явле­ниями, не есть их арифметическая сумма. Понятие — обоб­щение, органический синтез эмпирического, чувственно­конкретного, синтез, отвлекающийся от всего второстепен­ного, случайного в эмпирии и выявляющий существенное в массе эмпирического. Только эмпирическое, взятое во всем его объеме, в его противоречиях, в его развитии, мо­жет совпадать по своему содержанию с научным поняти­ем. Причем сам этот весь объем в понятии выражается в снятом виде — в виде фиксирования того общего, сущест­венного в массе предметов и явлений, этот объем состав­ляющих.

Важно отметить, что научное понятие охватывает не только весь объем аккумулированного человеком прошлого и настоящего эмпирического опыта, пепосредственного, жи­вого созерцания, но и ту часть всего объема, которая в этом опыте человеку пе дана,— ту часть, которая принад­лежит будущему.

Вообще надо сказать, что в истории науки и практики известно немало фактов, когда понятие целого, целостной системы формируется в сознании человека раньше того, как само это целое удалось обнаружить в объективной дей­ствительности. Так, открыв периодический закон химиче­ских элементов и раскрыв тем самым закономерности дви­жения и структуру химического целого, Д. И. Менделеев предсказал существование ряда неизвестных в то время химических элементов. Позднее эти элемепты, являющиеся специфическими целостными образованиями, были откры­ты в объективном мире.

Неоднородность, сложность и противоречивость данно­го познанного целого, наличие в нем компонентов более высокого целостного образования нередко позволяют сфор­мировать понятие этого более высокого целого задолго до его возникновения. Так, изучая капиталистическую обще­ственно-экономическую формацию во всей ее сложности и противоречивости, К. Маркс и Ф. Энгельс вскрыли прису­

щие ей глубочайшие противоречия, обнаружили в ней элементы, зародыши новой, коммунистической формации: высокий уровень развития общественного производства, науки, техники, культуры, революционный рабочий класс и его организации — и на этой основе разработали в общих чертах картину этого грядущего общества, и не только разработали, но и указали пути его практического сози­дания.

«Совпадение понятий с «синтезом», суммой, сводкой эмпирии, ощущений, чувств несомненно для философов всех направлений» ^[53],— писал В. И. Ленин. Весь вопрос в том, откуда это совпадение.

Гегель вполне определенно утверждал, что это совпа­дение прямо вытекает из тождества сознания и бытия.

Что касается метафизического материализма, то он оказался вообще не в состоянии объяснить совпадение по­нятия и с тем, что было, что есть, и с тем, что будет, чего человек пока еще не видел, не слышал, не ощущал, пе на­блюдал как эмпирически данный, очевидный факт.

Только диалектический материализм дал системную картину научного понятия, объяснил тот факт, что в поня­тии синтезированы результаты как прошлого и настояще­го, так и возможного будущего опыта. Это совпадение по­нятия со всем объемом наблюдаемых явлений данного клас­са объясняется прежде всего материальным единством мира. Именно единая материя является источником как эмпирического, чувственного знания, знания абстрактно­единичного, так и знания научного, знания абстрактно­всеобщего, системного. Основа этого совпадения — практи­ка, являющаяся исходным пунктом, основой всякого зна­ния (и эмпирического, чувственного, и понятийного, абст­рактного), единственным критерием истинности всякого знания.

Непосредственные чувственные восприятия и понятия, абстракции, формирующиеся на основе чувствепного, от­ражают действительность с позиций существующих в каж­дое даппое время практических отношений человека к природе, человека к человеку. Познает (и чувственно, и рационально) конкретно-исторический субъект, включен­ный в систему определенных обществеппых отношений,

субъект, состоящий в активном, предметно-практическом отношении к окружающей его действительности. И чувст­венное, и рациональное возникает на базе практики, и раз­ница состоит лишь в том, что чувственное связано с прак­тикой непосредственно, прямо, а рациональное — опосре­дованно, через то же чувственное.

Научный, теоретический подход к предметам и явле­ниям совпадает с активной, действительной практикой, потому что паука, теория является продуктом практики (прошлой и настоящей) и ориентиром для практики (в настоящем и будущем).

В основе степени конкретности, целостности понятия уровень развития отражаемой им целостной системы. Если целое недостаточно развито, слабо дифференцировано, то на его основе не могут возникать глубокие конкретные по­нятия. Присущее неразвитому целому относительно незна­чительное число компонентов и их связей ограничивает возможности абстрагирования, а потому нет прочной уве­ренности в том, что абстрагированное от такого целого об­щее является и в самом деле общим.

Иное дело — дифференцированное, высокоразвитое це­лое. Оно обладает множеством компонентов и их взаимо­действий, что значительно расширяет возможности абстра­гирования, аналитико-синтетической деятельности. Здесь есть от чего абстрагироваться, есть, что анализировать и синтезировать. В результате общее, отвлеченное от слож­ной совокупности взаимодействующих объектов высоко­развитого целого, обретает действительно всеобщий характер. «...Наиболее всеобщие абстракции,— писал К. Маркс,— возникают вообще только в условиях богато­го конкретного развития, где одно и то же является общим для многих или для всех элементов» ^[54]. Не случайно Маркс построил свое исследование капитализма как целостной экономической системы на материалах Англии, которая в то время являлась наиболее развитой капиталистической страной.

Понятия, отражающие высокоразвитое целое, дают возможность раскрыть природу предшествовавшего ему менее организованного целого. «Анатомия человека,— пи­сал К. Маркс,— ключ к анатомии обезьяны. Наоборот, на­меки более высокого у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это более вы­сокое уже известно. Буржуазная экономика дает нам, та­ким образом, ключ к античной и т. д.» ¹.

Анатомия человека является ключом к анатомии обезь­яны, потому что человек как биологическое существо пред­ставляет собой наиболее развитую и совершенную органи­зацию животного мира, в связи с чем понятия, отражаю­щие его анатомическое строение, дают возможность про­никнуть в организацию предшествовавших ему животных форм, а также ныне существующих форм, стоящих на бо­лее низкой ступени биологического развития.

Нечто подобное имеет место и в познании экономиче­ской системы. Так, капиталистическая экономика пред­ставляет собой более развитую и многостороннюю истори­ческую организацию производства, нежели античная и феодальная экономика. Она строится из обломков и эле­ментов всех отживших экономических форм, часть кото­рых включает в себя в качестве непреодоленных остатков, часть развивает до полного значения, а часть преобразует до основания. Поэтому категории политической экономии капитализма могут быть использованы для изучения исто­рически предшествовавших буржуазному обществу эконо­мических отношений, в том числе и экономики античности. При этом, разумеется, недопустимо смазывать их истори­ческие различия и видеть буржуазные формы во всех других экономических системах, как это делали некоторые буржуазные экономисты.

Всякое высокоорганизованное целое содержит в себе элементы, части, унаследованные от целого менее высо­кого порядка, но содержит их в преобразованном, «сня­том» виде. Более высокие общественные формы, писал К. Маркс, могут содержать элементы низших форм, но только «в развитом, в искаженном, в карикатурном и т. д., во всяком случае в существенно измененном виде» ^[55][56]. Отсюда вытекают необходимость выяснения специфики каждой из общественных форм, недопустимость познания низшего целого только посредством понятий, отражающих целое

высшего порядка, необходимость формирования понятий, выражающих специфические особенности именно данного, а не иного целого.

Вообще надо сказать, что всякий особый тип целостной системы требует выработки соответствующих, адекватных ему понятий. Конечно, на каком-то этапе изучения вновь открытого целого, пока эти новые понятия не выработаны, имеется необходимость использовать понятия, отражаю­щие иные, уже известные и изученные целостные системы. Так, квантовой механике несомненную пользу принесли понятия классической механики, при помощи которых удалось выразить некоторые черты, свойства микроскопи­ческого целого. Одпако раскрыть сущность вновь открыто­го целого при помощи старых понятий невозможно. Нель­зя, например, правильно отразить квантово-механическую систему посредством понятий классической механики. По­добного рода попытки явились одной из гносеологических причин серьезных уступок позитивизму со стороны таких видных физиков, как Бор, Гейзенберг и некоторые другие. Микрообъект как целое качественно отличен от макро­объекта, а потому для его познания нужны новые понятия, способные отразить особенности его структуры. Эти новые понятия и вырабатывает физика наших дней.

Понятие — отражение всеобщего, существенного в предмете, явлении, процессе. Однако это общее или всеоб­щее выступает в понятии не в чистом виде, само по себе, а в неразрывной связи с единичным. При этом единичное в попятии отходит как бы на второй план, охватываемые по­нятием единичные предметы нивелируются, теряют свою специфичность. Вместе с тем они незримо «стоят» за по­нятием, представлены, отражены в нем в их существен­ных, общих чертах. Понятие, оторванное от единичного, не есть научное понятие, оно бессодержательно и не имеет познавательного значения.

Научное понятие, таким образом, концентрирует бо­гатство всеобщего и единичного, особенного. Это совсем не значит, что понятие охватывает всю совокупность частных, единичных признаков отражаемого предмета. Стремление сделать это приводит к превращению понятия в конгломе­рат, бессвязный набор признаков, к эклектике.

Между тем системное понимание понятия несовмести­мо с эклектикой, с механическим соединением определе­ний, с односторонним подходом к системной действитель­ности. Известно, что В. И. Ленин критиковал Бухарина именно за эклектизм в понимании профсоюзов, за то, что

с его точки зрения профсоюзы следует рассматривать как с политической, так и с экономической точки зрения. «Тео­ретическая сущность той ошибки, которую здесь делает т. Бухарин,— писал Ленин,— состоит в том, что он диа­лектическое соотношение между политикой и экономикой (которому учит нас марксизм) подменяет эклектицизмом. «И то, и другое», «с одной стороны, с другой стороны» — вот теоретическая позиция Бухарина. Это и есть эклек­тицизм» ¹.

Формуле Бухарина «и то, и другое» В. И. Ленин про­тивопоставил системное, целостное рассмотрение профсою­зов, как диалектического единства, тождества, в котором первенствует политический подход. «Политика,— писал Ленин,— есть концентрированное выражение экономики... Политика не может не иметь первенства над экономикой. Рассуждать иначе, значит забывать азбуку марксизма» ^[57][58].

Критикуя Бухарина, В. И. Ленин сформулировал принципы диалектической логики. Первый из них: чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования». «Мы ни­когда не достигнем этого полностью, но требование все­сторонности предостережет нас от ошибок и от омертве­ния» ^[59].

Именно системность, всестороннее рассмотрение пред­мета, его конкретное рассмотрение — необходимое требо­вание к теоретическим понятиям, к теории в целом.

В процессе развития науки и практики понятия посте­пенно приводятся в соответствие с объективно существую­щими целостными образованиями, которые они отражают, постоянно развиваются, становятся все более целостными, емкими, всеобъемлющими ^[60]. Они все больше наполняются диалектическим содержанием, вбирая в себя все новые, все более глубокие и существенные стороны конкретных це­лостных предметов и явлений. Например, вещество и поле, масса и энергия, прерывное и непрерывное и т. д. рассмат­ривались ранее как внешние, посторонние друг другу сущ­ности. В настоящее время, в свете достижений современ­ной физики, они предстают перед нами как диалектически связанные, взаимодействующие стороны, части одного и

того же целостного предмета, будь то «элементарная» ча­стица, ядро атома, атом и т. п.

Более сложными, многосторонними, но в то же время и более конкретными, целостными становятся понятия пе только физики, но и химии, биологии и других естествен­ных наук.

Как известно, познание развивается по пути образова­ния все более и более абстрактных, общих понятий. В свя­зи с этим возникают вопросы: не обедняются ли попятия по мере повышения степени их общности, не становятся ли они менее конкретными, целостными, совместимы ли абстрактность, всеобщность понятия с его конкретностью, целостностью?

К. Маркс и В. И. Ленин убедительно показали, что по мере достижения все большей общности понятия, как пра­вило, не обедняются, не становятся менее конкретными и целостными. Наоборот, они приобретают более конкрет­ный, целостный характер, поскольку освобождаются всем ходом развития науки от тех субъективных искажений, которые неизбежно сопутствуют непосредственным эмпи­рическим представлениям.

C повышением общности понятия в своем значитель­ном большинстве все меньше зависят и от индивида, и от точки зрения, и от времени, ибо в них возрастает доля аб­солютного, непреходящего знания. Они становятся все бо­лее емкими и глубокими, отражают все более существен­ные черты и отношения целостной системы, вбирают в себя все богатство особенного и отдельного, новейшие до­стижения науки и практики. Тем самым по мере повыше­ния степени общности научные понятия полнее, точнее отражают объективную действительность, объективно су­ществующее целое. В этом смысле абстрактность и кон­кретность, «частичность» и целостность пе противоречат друг другу. Выделив мысль Гегеля о том, что всеобщее воплощает в себе богатство особенного и единичного, В. И. Ленин записал в «Философских тетрадях»: «Пре­красная формула: «Не только абстрактно всеобщее, но все­общее такое, которое воплощает в себе богатство особенно­го, индивидуального, отдельного» (все богатство особого и отдельного!)!!» ¹

Для пояснения сказанного можно рассмотреть, напри­мер, попятие социальной революции. Это понятие является гораздо более общим, более абстрактным, чем понятие

о каждой отдельной форме революции: феодальной, бур­жуазной, национально-освободительной, социалистической. Однако оно не беднее, а богаче, целостнее понятий об от­дельных формах революции, потому что оно охватывает богатство каждой из этих особых форм революции, и не только тех, которые уже свершились, но и тех, которые свершаются сейчас или будут свершаться в будущем. По­этому столь велико методологическое значение марксист­ского понятия социальной революции. Схватывая главное, существенное в революциях вообще, оно дает ключ к по­ниманию каждой из конкретных социальных революций как единого целостного процесса.

Особенно интенсивно развиваются понятия обществен­ных наук, что обусловлено, с одной стороны, высокими темпами общественного развития, а с другой — огромными успехами марксизма-ленинизма — единственно научной теории развития общества.

Любое, самое точное, всестороннее, системное понятие не замкнуто. Оно открыто, оно как губка впитывает все новые черты, особенности отражаемого им объекта, по­скольку этот объект движется, развивается. «Капита­лизм,— отмечал В. И. Ленин,— во всех проявлениях сво­его грабительства и во всех мельчайших разветвлениях его исторического развития и его национальных особенностей никогда не будет изучен до конца...» ¹

Следуя за функционированием, развитием реально су­ществующей системы, попятие как система тоже развива­ется, совершенствуется.

Научное понятие капитала, капиталистической систе­мы дал, как известно, К. Маркс. Оно являет собой слож­нейшую систему, сотканную из множества определений, систему, которая только и способна отразить реальный процесс движения капиталистической системы во всей ее сложности и противоречивости. Причем это понятие под­готовлено огромным исследовательским трудом К. Маркса, изучением огромного количества эмпирического материа­ла, несметного числа фактов.

Еще в «Экономических рукописях 1857—1859 годов» К. Маркс показал, что процесс возрастания капитала (Д—T—Д) внутренне противоречив, что этот процесс — отрицание каждой предыдущей стадии последующей. То­вар есть отрицание денег, а деньги в последующей стадии отрицают уже товар. Каждая стадия превращения капп-

тала есть нечто качественно определенное, данное, но вме­сте с тем внутренне заключающее в себе возможность пе­рехода в иное качественное состояние, в свою противопо­ложность. Если представить этот процесс в виде восходя­щей линии, то в каждой отдельно фиксируемой ее точке капитал уже не капитал, а деньги не деньги, в каждой ее точке выражено противоречивое единство капитала и де­нег. Этот процесс, в сущности, аналогичен полету стрелы Зенона, которая в каждый момент времени есть в данной точке и в то же время ее уже здесь нет.

Аналогичных ситуаций сколько угодно в «Капитале» К. Маркса. Стоимость, как известно, принимает и форму денег, и форму товара. Вместе с тем, возрастая, стоимость становится капиталом, но она еще не стала капиталом, не превратилась в капитал. Капитал, писал К. Маркс, перво­начально появляется в форме денег, но «денег, которые путем определенных процессов должны превратиться в ка­питал» ¹. Представленная в деньгах стоимость превращает­ся в капитал лишь тогда, когда к ней присоединяется при­бавочная стоимость. Но, в свою очередь, «прибавочная стоимость возникает из капитала...» ^[61][62].

Прибавочная стоимость, содержащаяся в новом това­ре,— сама по себе и капитал, и еще не капитал. Чтобы стать капиталом, она должна вновь облечь денежную фор­му, во-первых, а во-вторых, она должна быть противопо­ставлена на рынке «рабочей силе» — особой форме това­ра. «И в этом постоянном движении через серию отрица­ний — отрицаний, которые выражаются в теории через одинаково истинные противоположные суждения,— пишет

Э. Н. Глаголева,— капитал только и может существовать как капитал, а через взаимоотрицающие суждения он только и может быть понят как капитал» ^[63].

Характерно, что компонентами научного понятия капи­тала как системы являются не только противоположные суждения, определения, но и опосредующие их звенья, являющиеся отражением тех же опосредующих звеньев, которые существуют в реальном движении капитала и свя­зывают противоположные стороны системы производства и воспроизводства капитала. Так, конкретный и абстракт­ный труд являются посредниками в обмене товаров друг на друга, поскольку именно овеществление труда превра­щает обмен вещей в обмен товаров. Непременным посред­

ником в обмене товаров являются деньги и т. д. Естествен­но, что научное понятие капитала отражает в соответст­вующих определениях и эти звенья системы товарного про­изводства.

Ленинское определение империализма являет собой творческое развитие марксова учения о капитализме. Оно отразило объективный ход развития самой капиталистиче­ской системы, ее перерастания в новую, последнюю ста­дию. Оно необычайно глубоко по содержанию, многосто­ронне и целостно, системно. В нем в единое целое объеди­нены признаки империализма как системы: концентрация производства и капитала, дошедшая до такой высокой сту­пени развития, что она создала монополии, играющие ре­шающую роль в хозяйственной жизни; слияние банковско­го капитала с промышленным и создание на базе этого «финансового капитала» финансовой олигархии; вывоз ка­питала, в отличие от вывоза товаров, приобретает оеобо важное значение; образуются международные монополи­стические союзы капиталистов, делящие мир; закончен территориальный раздел земли крупнейшими капитали­стическими державами ¹.

Будучи логической формой, научное понятие, таким об­разом, исторично по своей природе, исторично в той мере, в какой исторична отражаемая им система. Понятие — ис­торически конкретно, оно — единство исторического и ло­гического.

Объективно существующие целостные системы прохо­дят в своем развитии ряд последовательных этапов. Отсю­да и понятия, отражающие состояние системы на этих эта­пах, изменяются, развиваются, причем понятия, воспроиз­водящие в сознании более высокий этап объективно раз­вивающегося целого, гораздо более конкретны, целостны, нежели понятия, соответствующие низшему этапу его раз­вития. Понятие империализма, например, более конкретно, целостно по сравнению с понятием домонополистического капитализма, так как, кроме отражения специфических, только империализму присущих черт, оно включает в себя и определения, отражающие признаки капитализма вооб­ще, его домонополистической стадии.

В связи с этим интересно вспомнить, что в своих замечаниях на проект Программы партии (апрель — май 1917 г.) В. И. Ленин критиковал авторов проекта за то, что они пытались свести империализм лишь к «чистым мо-

пополним», без учета черт, присущих как домонополисти­ческому капитализму, так и империализму,— обмена, рын­ка, конкуренции, кризисов. Ленин считал, что программа должна восходить от абстрактного к конкретному — «от простейших проявлений капитализма к более сложным и «высшим», от обмена к товарному производству, к вытес­нению мелких предприятий крупными, к кризисам и т. д. вплоть до империализма, как вырастающей и выросшей только теперь в передовых странах наиболее высокой ста­дии. Именно так обстоит дело в жизни» ¹.

По мере развития познания, формирования научных понятий содержащиеся в них знания становятся «плотнее» и в этом смысле целостнее, конкретнее. Это объясняется тем, что научные понятия выражают сокращенное знание о многом. Категории логики, писал В. И. Ленин, конспек­тируя Гегеля, суть сокращения «бесконечной массы» «ча­стностей внешнего существования и деятельности» ^[64][65].

Для низкой ступени развития познания характерно знание частичное, расчлененное. Об этом говорит, напри­мер, тот факт, что на языках некоторых народов, отстав­ших в своем развитии, имеется множество слов, названий, обозначающих один и тот же предмет, причем каждое из этих названий отражает какие-то части, черты, особенно­сти этого предмета и не «доходит» до отражения предмета в его целостности ^[66]. Иное дело — развитое, научное поня­тие. Это понятие как бы вбирает в себя, синтезирует мно­гочисленные определения, отражающие отдельные части, стороны целого. Сформулировать научное понятие — не значит просто перечислить образующие его признаки. Чрезвычайно важно выделить в системе понятий опреде­ленный признак, определение, отражающее объективную основу, на которой возникает, функционирует и развива­ется целостная система, которую это понятие отражает. Выделение этой основы — непременное условие целостно­го отражения предмета в понятии. В противном случае даже самое подробное перечисление всех компонентов, черт этого предмета не даст о нем правильного целост­ного знания.

Известно, что В. И. Ленин критиковал буржуазного со­циолога Герца за его эклектическое стремление перечис­лить в понятии капитализма буквально все его признаки, за неумение выделить главное в капитализме как целост-

В. Г. Афанасьев

65

ной системе. Какие только признаки Герцем не включены в понятие капитализма: производство в широких разме­рах и обладание капиталистами политической властью, свобода личности и собственности, принцип свободного оборота и т. д. В результате эта бессмысленная попытка внести в общее понятие все частные признаки, попытка, свидетельствующая просто о непонимании, что такое на­ука, привела Герца к тому, что за деревьями он не уви­дел леса, за частями — целого. И все это оттого, иронизи­ровал Ленин, что Герц забыл о такой «мелочи», как товар­ное производство и превращение денег в капитал. А ведь в этом и состоит сущность капитализма, и без отражения этой сущности целостное понятие капиталистического об­щества немыслимо ¹.

Важность выделения из образующих понятие определе­ний главного, системообразующего особенно отчетливо проступает в ленинском понятии империализма. Здесь центральную, системообразующую роль играет концентра­ция производства и образование монополий. Именно моно­полия является главным компонентом империализма как целостной системы, она служит объективной основой взаи­мосвязи всех других его компонентов, признаков, из нее вытекает все многообразие проявлений империализма. Ес­тественно, что из пяти признаков, на которые В. И. Ле­нин расчленил империализм как целое, важнейшее место, соответственно объективной логике его развития, он отво­дил монополии.

«Если,— писал Μ. М. Розенталь,— империализм есть не просто совокупность сторон и признаков, а система, сложная целостность, то это помимо прочего объясняется прежде всего тем, что все его стороны и элементы опира­ются на монополию как свою субстанцию, порождаются ею в процессе возникновения и развития монополистиче­ского капитализма» ^[67][68].

Характерно, что, выделяя монополию, как главный признак империализма, В. И. Ленин опирался на откры­тый К. Марксом закон прогрессирующей концентрации производства. Именно порождение монополии концентра­цией производства является общим и основным законом империализма, особенно империализма наших дней. Ныне монополии сосредоточивают огромную долю национально­

го дохода. Образуются гигантские национальные и транс­национальные корпорации.

Монополистический характер новой стадии капитализ­ма подметил и К. Каутский. Однако в монополии он уви­дел решающий фактор интеграции капиталистической си­стемы, средство преодоления борьбы и конкуренции инди­видуальных, внегосударственных капиталов, спонтанного угасания противоречий и борьбы рабочего класса и бур­жуазии. Он мыслил развитие капитализма на его импе­риалистической стадии как превращение его в «ультраим­периализм», в единый и единственный сверхтрест. Этот сверхтрест якобы обобществляет мировое хозяйство, созда­ет все условия для его национализации. Тем самым импе­риализм сам по себе, без борьбы классов и социалистиче­ской революции, трансформируется в социализм. Нужна только самая «малость» — юридический, институциональ­ный акт, передающий «сверхтрест» в целом в руки всего общества. Ждать и не мешать формированию мировой ультрамонополии, ждать этой «малости» — таково кредо Каутского, одного из столпов ревизионизма и оппорту­низма.

Это были, однако, абстрактные, оторванные от действи­тельности, от революционно-преобразующей практики по­строения, «мечтания», как их называл В. И. Ленин. Но это были отнюдь не безобидные мечтания, а политика — политика примирения интересов пролетариата и буржуа­зии, политика, обезоруживающая пролетариат, обрекаю­щая его на пассивное следование событиям, политика, льющая воду на мельницу буржуазии. Не случайно пра­вый ревизионизм и оппортунизм всегда были и сейчас ос­таются пособниками капитала.

В. И. Ленин отмечал, что абстрактно можно, конечно, выдумать ультраимпериализм, как фазу капитализма. Но на практике «это значит становиться оппортунистом, от­рицающим острые задачи современности во имя мечтаний о будущих неострых задачах. В теории это значит не опи­раться на идущее в действительности развитие, а произ­вольно отрываться от пего во имя этих мечтаний» ^[69]. Этим абстрактным мечтаниям, чрезвычайно вредным иллюзиям В. И. Ленин противопоставил единственно правильную точку зрения — точку зрения практики, революционно- преобразующей практики рабочего класса, всех трудящих­ся. Он показал, что именно монополии, именно движение

капитализма к единому сверхтресту приводит к обостре­нию классовой борьбы, что само обострение классовой борьбы есть реальная конкретная форма, в которой и че­рез которую протекает процесс этого движения. Он пока­зал, что в классовом обществе единственно верным яв­ляется классовый, политический подход к общественным событиям. Эволюционистским, примиренческим позициям Каутского В. И. Ленин противопоставил диалектический, революционный подход, конкретную диалектику движе­ния капитализма на его высшей стадии — движения, пол­ного напряженности и противоречивости.

«Не подлежит сомнению,— писал В. И. Ленин,— что развитие идет в направлении к одному-единственному тре­сту всемирному, поглощающему все без исключения пред­приятия и все без исключения государства. Но развитие идет к этому при таких обстоятельствах, таким темпом, при таких противоречиях, конфликтах и потрясениях,— отнюдь не только экономических, но и политических, на­циональных и пр. и пр.,— что непременно раньше, чем дело дойдет до одного всемирного треста, до «ультра-импе­риалистского» всемирного объединения национальных фи­нансовых капиталов, империализм неизбежно должен бу­дет лопнуть, капитализм превратится в свою противопо­ложность» ^[70].

Эти слова В. И. Лепин написал в 1916 году, и совсем скоро после этого его предсказание сбылось — в октябре 1917 года на просторах огромной России пролетариат вме­сте со своими союзниками, под руководством партии ком­мунистов одержал победу. Свершилась Великая Октябрь­ская социалистическая революция, положившая начало переходу человечества от капитализма к социализму.

А как же обстоит дело с единым мировым ультратре­стом в наше время? Так, как и предвидел В. И. Ленин.

В. И. Ленин показал, что прогрессирующая концентра­ция и централизация производства в условиях господства монополий привели к высшей форме капиталистической монополизации — к государственно-монополистическому капитализму, в котором сила монополий сливается с мощью государства в единую государственно-монополи­стическую систему.

Г осударственно-монополистический капитализм, эта высшая в условиях господства капитала форма обобще­ствления производства, ныне достиг чрезвычайно высоко­

го уровня развития. Продолжается процесс концентрации производства и капитала, в том числе и капитала банков­ского. Образуются гигантские конгломераты, в которых объединяются производства, порой далекие по своему про­филю, сливаются банки и компании самого различного на­значения. Формируются сверхмощные наднациональные монополии, словно спруты, охватывающие своими щупаль­цами обширные регионы. В огромной степени возросло влияние па экономику, политику, идеологию капитали­стического мира военно-промышленного комплекса, в ко­тором индустрия оружия слилась с аппаратом государ­ства.

Растет вмешательство государства в процесс воспроиз­водства, что находит свое выражение в государственно-мо­нополистическом регулировании, программировании эко­номики, которые призваны если не преодолеть, то хотя бы смягчить присущие империализму глубокие противоре­чия. Углубляются «традиционные» противоречия капита­лизма — антагонизм между производительными силами и производственными отношениями, антагонизм между тру­дом и капиталом, межимпериалистические противоречия. Возникли и обостряются «новейшие» противоречия — меж­ду общественным характером общественного производства и государственно-монополистическим, на частной капита­листической собственности основанным, его регулировани­ем, программированием; противоречие между огромными возможностями, открываемыми научно-технической рево­люцией, и препятствиями, которые капитализм воздвигает на пути их использования в интересах всего общества, об­ращая значительную часть открытий науки, технических и технологических достижений на милитаристские цели. Усилился идейно-политический кризис буржуазного обще­ства, продолжается упадок духовной культуры, морали.

Капитализм сегодня — это государственно-монополи­стический капитализм, приспосабливающийся к условиям борьбы двух мировых систем, стремящийся учесть совре­менный уровень развития производительных сил, требова­ний научно-технической революции, особенности классо­вой борьбы на мировой арене, успехи социалистических стран, нарастание классовых битв в самом мире капи­тала.

«...Государственно-монополистический капитализм,— писал В. И. Ленин,— есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (сту­

пенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет» ¹.

Это, однако, не значит, что капитализм падет автома­тически. У него есть еще немалые резервы, он обладает большим опытом политических маневров и демагогии, опы­том борьбы с силами прогресса. Тем не менее капита­лизм — это общество, лишенное будущего.

В ленинском понятии, определении империализма с особой силой проявилось главное содержание диалектиче­ской логики — отношения противоречия, перехода поня­тий, когда «эти понятия,— говоря словами В. И. Ленина,— (и их отношения, переходы, противоречия) показаны как отражения объективного мира»^[71][72]. В этом определении за­фиксирован тот факт, что в ходе исторического развития некоторые черты капитализма превратились в свою про­тивоположность (свободная конкуренция — в монополии), а само капиталистическое общество на его империалисти­ческой стадии в силу внутренней противоречивости дви­жется к противоположному — социалистическому общест­ву. «Монополия,— писал В. И. Ленин,— есть переход от капитализма к более высокому строю» ^[73].

Системность, целостность научного понятия проявляет­ся в том, что оно отражает не только системность того или иного социального объекта, но и принадлежность этого объекта к иной, более обширной социальной системе.

«Сущность вещи, выражаемая в ее понятии,— писал Э. В. Ильенков,— заключается в конкретной системе вза­имодействия ее с другими вещами, в той системе объек­тивных условий, внутри которых и посредством которых она есть «то, что она есть». Каждая единичная, отдельно взятая, вещь заключает в своем составе свою собственную сущность не в виде актуально-данного общего признака, а потенциально, только как элемент некоторой конкретной системы взаимодействующих вещей» ^[74].

Возьмем выработанное К. Марксом и Ф. Энгельсом по­нятие пролетариата. До основоположников научного миро­воззрения бытовало формальное, абстрактно-общее поня­тие пролетариата как массы угнетенных, пассивных, стра­дающих людей. Этого рода понятие отражало нечто общее, присущее каждому пролетарию в отдельности. Однако

это общее отражало поверхностные, эмпирически, нагляд­но ощущаемые черты, признаки пролетариев. Оно — ре­зультат эмпирического опыта, а не научного теоретическо­го исследования.

Несомненно, это формально-абстрактное понятие про­летариата, отражавшее непосредственно, эмпирически схваченное общее, свойственное каждому отдельному про­летарию, было правильным с точки зрения обыденных, эмпирических представлений. Но оно было неправильным, неистинным с точки зрения науки, диалектики. Иное дело научное, диалектическое понятие пролетариата, данное К. Марксом и Ф. Энгельсом. Оно, это понятие, характери­зует пролетариат сам по себе, как систему, как класс, во- первых, а во-вторых, показывает его место, его роль как компонента общественной системы, капитализма. Это — диалектическое понятие, поскольку отражает диалектику развития системы капитализма и самого пролетариата как класса, отражает его прошлое, настоящее и будущее. Это понятие учитывает, точнее говоря, исходит из внутренне антагонистической, противоречивой природы капитализма, из того объективного факта, что пролетариат как класс противостоит господствующему при капитализме классу буржуазии, ведет с ним непримиримую борьбу, финалом которой является социалистическая революция.

Именно системный подход к пролетариату как классу, системный подход к капитализму как обществу, рассмот­рение сложнейших, противоречивых отношений и взаи­модействий в обществе, отношений рабочего класса к ка­питалистическому производству, к буржуазному государ­ству и буржуазии, классу — антиподу пролетариата, к другим общественным классам и слоям этого общества позволили К. Марксу и Ф. Энгельсу выработать понятие пролетариата, в котором сфокусировано все многообразие отношений и взаимодействий в системе капитализма.

Марксово понятие отразило тот факт, что прежде всего усилиями рабочего класса была завоевана природа, вы­званы к жизни могучие производительные силы, которые позволили создать невиданные доселе материальные и ду­ховные ценности. Этим самым было подготовлено первое условие создания общества, целью и назначением кото­рого является человек труда, рабочий. Но рабочий, писал К. Маркс, призван осуществить и второе условие освобож­дения человека и его труда: освободить труд, человека труда от тенет капиталистических отношений, отношений капиталистической собственности. «Рабочий класс завое­

вал природу; теперь он должен завоевать человека» ¹. Ра­бочий класс и есть та рожденная капитализмом социаль­ная сила, которая призвана свершить социалистическую революцию и тем самым завоевать человека, освободить его от угнетения и эксплуатации. Освободить человека труда посредством социалистической революции, ликвидировать капитализм и утвердить подлинно человеческое общест­во — социализм — такова великая историческая миссия рабочего класса. «Главное в учении Маркса,— писал В. И. Лепин,— это — выяснение всемирно-исторической роли пролетариата как созидателя социалистического об­щества» ^[75][76]. Самой первой, самой основной задачей социа­листической революции является свержение власти бур­жуазии, коренная ломка старой государственной машины и создание нового государства — государства диктатуры пролетариата.

Практика, революционно-преобразующая практика, в полной мере подтвердила истинность марксистского поня­тия пролетариата как важнейшего социально-политическо­го звена системы капитализма, как социальной силы, при­званной сокрушить самое эту систему и воздвигнуть на ее развалинах качественно новую, социалистическую обще­ственную систему.