<<
>>

Новая разновидность ревизіонизма.

Приблизительно года полтора тому назадъ Ленинъ обратился ко мнѣ съ предложеніемъ выступить противъ новой „критики" марксовой теоріи, выразившейся въ со­чиненіяхъ г. Богданова.

Совершенно справедливо усматри­вая въ сочетаніи эмппріомоппзма съ матеріалистическимъ объяснепісмъ исторіи новую разновидность буржуазно-„кри- тнческііхъ“ стремленій, Ленинъ энергично настаивалъ на томъ, чтобы я немедленно занялась оцѣнкой этого те­ченія. Опъ говорилъ—мнѣ при этомъ, что онъ обращался съ этимъ предложеніемъ къ Г. В. Плеханову, но что Г. В. Плехановъ, вполнѣ раздѣляя мысль о необходимости та­кой работы, тѣмъ не менѣе отказался отъ нея вслѣдствіе бо­лѣе насущныхъ и болѣе неотложныхъ партійныхъ занятій. Я обѣщала Ленину исполнить его просьбу при первой возможности. Этотъ эпизодъ ясно показываетъ, что мы, марксисты, встрѣтили соединеніе эмпиріомонизма съ матеріалистическимъ объясненіемъ исторіи, какъ враж­дебное и противоположное нашимъ взглядамъ ученіе, вы­ступить противъ котораго мы считали своимъ партійнымъ долгомъ. Однако, различныя партійныя условія стерли на время изъ нашей памяти этотъ вопросъ,—точнѣе отодви­нули его на задній планъ. Но вотъ недавно вышли въ свѣтъ двѣ книжки г. Богданова: „Эмпиріомонизмъ" и сбор­никъ статей подъ заглавіемъ: „Изъ психологіи общества". Это обстоятельство заставило меня вспомнить обѣщаніе, данное мною Ленину,-и я принимаюсь наконецъ за кри­тику богдановской „критики".

Раньше чѣмъ перейти къ темѣ, считаю не лишнимъ- во избѣжаніе недоразумѣній опредѣлить задачу этой статьи. Само собою разумѣется, что размѣры газетнаго фельетона

не позволяютъ мнѣ дать полное изложеніе и обстоятель­ную критику эмпиріомонизма. Цѣль моя заключается исклю­чительно въ томъ, чтобы въ общихъ и краткихъ чертахъ показать, до какой степени эмпиріомонизмъ противорѣ- читъ матеріалистическому пониманію исторіи и до какой степени взглядъ г.

Богданова, какъ послѣдователя’ этого направленія, ничего общаго не имѣетъ съ теоріей Маркса и Энгельса.

Въ статьѣ „Развитіе жизни въ природѣ и въ обще­ствѣ" г. Богдановъ пытается объяснить происхожденіе идеологіи съ точки зрѣнія матеріалистическаго пониманія исторіи. Онъ находитъ, что формулировка историческаго матеріализма въ томъ видѣ, какъ она была дана Марк­сомъ въ „Яиг Кгііік deι,роШізсйед Оекопошіѳ", въ зна­чительной степени устарѣла и страдаетъ неполнотой н не­точностью. Эта формулировка „не выясняетъ намъ гово­ритъ г. Богдановъ,—въ чемъ заключается непосредствен­ное жизненное значеніе цѣлой обширной области обще­ственныхъ явленій, не выясняетъ, почему идеологія нужна обществу, для чего она ѳму служитъ и въ какой мѣрѣ (курсивъ автора) она .необходима; при этомъ остается также въ сторонѣ вопросъ о томъ, насколько идеологія существенно однородна или разнородна съ „экономикой". Далѣе, старая формулировка страдаетъ нѣкоторой неопре­дѣленностью своихъ основныхъ понятій; особенно отно­сится это къ понятію „экономической структуры" обще­ства, въ которую входятъ между прочимъ имуществен­ныя отношенія, т. е. въ сущности правовыя (курсивъ ав­тора) отношенія собственности, тогда какъ правовая над­стройка вообще причисляется къ формамъ идеологіи" *).

Устарѣвшая, неполная и неточная формулировка Маркса можетъ быть дополнена, расширена и приведена въ согла­сіе съ результатами современной науки лишь въ томъ случаѣ, если историческій матеріализмъ откажется отъ „матеріалистической метафизики" и приметъ за точку от­правленія теорію познанія эмпиріомонизма. Намъ слѣдо­вательно остается разсмотрѣть, насколько удачной оказа­лась новая „ревизія"марксовой теоріи, предпринятая г. Богдановымъ.

„Изъ психологіи общества"стр. 36.

Сущность запутанной и сложной теоріи Авенаріуса сводится къ двумъ основнымъ принципамъ- Во-первыхъ, въ нее входитъ біологическій принципъ борьбы за суще­ствованіе: главнымъ двигателемъ нашего познанія является приспособленіе къ жизни, и всѣ научныя обобщенія обу­словливаются стремленіемъ къ экономіи силъ.

Во-вторыхъ, наше познаніе должно разъ на всегда освободиться отъ какихъ бы то ни было метафизическихъ и догматическихъ предпосылокъ. Для этого познаніе должно разсматриваться само по себѣ, какъ таковое. Если же мы вникнемъ въ процессъ образованія познанія и поймемъ его настоящее содержаніе, то мы увидимъ, что оно состоитъ изъ сово­купности мнѣній людей. Каждый человѣкъ воспринимаетъ въ противостоящей ему средѣ мнѣнія и всѣ формы проявле­нія ощущеній другихъ людей. Изъ суммы этпхъ высказы­ваній слагается обобщенный научный опытъ. Мы видимъ такимъ образомъ что критическая сторона теоріи Авена­ріуса состоитъ въ томъ, что онъ окончательно устраняетъ съ поля опыта познаваемый реальный предметъ; положи­тельная же сторона сводится къ тому, что опытъ есть продуктъ коллективныхъ высказываній людей. Съ теоріей Авенаріуса совершенно тождественно по своему внутрен­нему содержанію міровоззрѣніе Маха. Центральнымъ пунктомъ для философскихъ взглядовъ Маха служитъ, также какъ для взглядовъ Авенаріуса, критика и отрицаніе по­знаваемаго внѣшняго предмета. Опытъ состоитъ изъ суммы нашихъ ощущеній. Представленіе о томъ, что нашимъ субъективнымъ ощущеніямъ соотвѣтствуетъ реальный пред­метъ внѣ насъ, возникаетъ по той причинѣ, что наши внѣшнія чувства дѣйствуютъ не одновременно. Когда мы видимъ предметъ, мы можемъ его не осязать; когда ося­заемъ, ие ощущать его запаха и т. д. Отсутствіе нѣкото­рыхъ ощущеній при воспріятіи дредмета даетъ намъ поводъ предполагать, что предметъ существуетъ внѣ насъ и независимо отъ нашихъ ощущеній. На[††] основаніи этого анализа Махъ приходитъ къ слѣдующему заключенію: „Вещь, тѣло, матерія есть ничто внѣ нашихъ ощущеній цвѣта, звука и т. д.,—внѣ такъ называемыхъ призна­ковъ “ *), или: „Не тѣла причиняютъ наши ощущенія, а

совокупность элементовъ нашихъ ощущеній образуетъ тѣла. Если физику кажется, что тѣла представляютъ собою нѣ­что устойчивое и реальное, а ощущеніе нѣчто текучее и преходящее, то онъ при этомъ упускаетъ изъ виду, что всѣ „тѣла" только символы, которые являются продуктомъ нашего мышленія для обозначенія совокупности ощуще­ній"[‡‡]).

Здѣсь сказано съ ясностью, не оставляющей ни­какого сомнѣнія, что не сознаніе обусловливается бытіемъ, а что, напротивъ, бытіе обусловливается сознаніемъ.Раз­ница между Авенаріусомъ н Махомъ чисто формальнаго характера. Авенаріусъ сосредоточиваетъ все свое вниманіе на формѣ проявленія ощущеніи, на высказываніяхъ, между тѣмъ какъ Махъ занимается анализомъ ощущеній. Но какъ тотъ, такъ и другой устраняютъ изъ познанія внѣш­ній предметъ, разсматривая его, какъ метафизическое предположеніе. И это-то міровоззрѣніе, совершенно про­тивоположное теоріи Маркса, г. Богдановъ кладетъ въ ос­нову матеріалистическаго взгляда на исторію. Г. Богдановъ совсѣмъ не оригиналенъ въ этомъ предпріятіи. Всѣ „реви­зіонисты" начинали свой пересмотръ системы Маркса тѣмъ, что удаляли изъ нея философскій матеріализмъ и подкла­дывали подъ историческій матеріализмъ идеалистическій фундаментъ. Не оригиналенъ г. Богдановъ и въ выборѣ философской системы. Г. Струве уже старался соединить марксову теорію съ имманентной философіей [§§]). А имма­нентная ^философія въ своей главной основѣ совершенно тождественна съ эмпиріомонизмомъ, какъ это признаетъ и самъ Махъ. „Критики" воображали,—а нѣкоторые изъ нихъ воображаютъ еще и до сихъ поръ,—что философскій ма­теріализмъ въ теоріи. Маркса-Энгельса лишь случайный элементъ, не стоящій ни въ какой связи съ философско­историческимъ воззрѣніемъ. Это грубое заблужденіе бле­стяще доказываетъ лишь то, что „критики" не имѣютъ ни малѣйшаго представленія ни о методѣ, ни о содержаніи матеріалистическаго объясненія исторіи. На самомъ дѣлѣ матеріалистическое объясненіе природы служитъ исходнымъ пунктомъ, первой и необходимой предпосылкой матеріали­

■тическаго объясненія исторіи. Марксъ и Энгельсъ прини­маютъ природу и ея процессы за дѣйствительность, кото­рая существуетъ внѣ нашего сознанія и независимо отъ него. Содержаніе нашего сознанія обусловливается бытіемъ, дѣйствіемъ на насъ окружающей природы.

Но, несмотря на причинную зависимость мышленія отъ бытія, данное мышленіе далеко не всегда тождественно съ бытіемъ [***]). Наши представленія о мірѣ и объ его закономѣрности могутъ совсѣмъ не совпадать, и весьма часто не совпа­дали, съ объективной дѣйствительностью. Поэтому истин­но и дѣйствительно лишь то мышленіе, которое находитъ свое подтвержденіе въ окружающей насъ дѣйствительности. Эта мысль добудила творцовъ научнаго соціализма окон­чательно порвать съ идеализмомъ, когорый, такъ или иначе, всегда принималъ процессы мысля за объективную реальность. „Философы, говоритъ Марксъ, объясняли міръ такъ или иначе, но дѣло заключается въ томъ, чтобы измѣнитьего". Очевидно, что съ точки зрѣнія Маркса не всякое объясненіе міра содержитъ въ себѣ возможность измѣнить его; а это значитъ, что не всякое мышленіе со­отвѣтствуетъ объективной дѣйствительности. Марксъ и Энгельсъ неоднократно указывали на тотъ неоспоримый фактъ, что въ основѣ естествознанія лежитъ именно ма­теріалистическій, а не иной методъ изслѣдованія. Остава­лось открыть научный способъ для изслѣдованія истори­ческаго процесса. И это величайшее открытіе было сдѣлано Марксомъ. Въ чемъ же и состояло это открытіе, если не въ томъ, что была указана причина историческаго разви­тія, лежащая внѣ представленій и внѣ сознанья людей? Опредѣляя сущность всякаго научнаго метода, Гельмгольцъ говоритъ, что „поскольку мы въ состояніи объяснить за­кономѣрность факторомъ, находящимся внѣ нашихъ пред­ставленій, постольку мы можемъ назвать этотъ факторъ причиной11. Это справедливое требованіе, предъявляемое всякому научному опыту, было предъявлено Марксомъ историческому изслѣдованію. Объективной причиной, объ­ясняющей закономѣрность историческаго хода вещей, ока-

залисъ какъ извѣстно, фактическія отношенія людей въ общественномъ процессѣ производства, обусловливаемыя состояніемъ производительныхъ силъ.

Но что же такое производительныя силы даннаго общества, если не мѣра власти общественнаго человѣка надъ внѣшней природой? А если это такъ, то должно быть ясно для каждаго, что матеріалистическое объясненіе исторіи необходимо пред­полагаетъ матеріалистическій взглядъ на природу. Опре­дѣляя понятіе орудій производства, Марксъ говоритъ: „Кромѣ предметовъ, которые служатъ посредникомъ между трудомъ и его объектомъ, и потому въ той или другой степени суть проводники воздѣйствія, орудіями процесса труда въ болѣе обширномъ смыслѣ являются всѣ мате­ріальныя условія вообще, необходимыя для того, чтобы процессъ труда могъ совершиться". „Если разсмотрѣть весь процессъ въ его цѣломъ съ точки зрѣнія результата процесса, т. е. продукта, тогда оба они—орудія труда и объектъ труда—являются средствами производства". „Ка­жется парадоксальнымъ считать напримѣръ рыбу, кото­рая еше не поймана, средствомъ производства для рыбной ловли. Но до сихъ поръ еще не изобрѣтено искусство ловить рыбу въ тѣхъ водахъ, гдѣ она не водится". Бур­жуазные идеологи, вынужденные подъ вліяніемъ грандіоз­ныхъ успѣховъ современной техники признать обществен­ное значеніе орудій производства, находятъ возможность и въ этомъ случаѣ встать на идеалистическую почву. Техника, говорятъ онн, играетъ громадную, неоспоримую роль, ею дѣйствительно обусловливается развитіе куль­туры; но сама техника обязана своимъ происхожденіемъ, чистому сознанію, „умственному фактору", такъ что эко­номическій базисъ сводится въ послѣднемъ счетѣ къ идеалистическому началу, къ сознанію. Въ приведенной нами цитатѣ Марксъ со свойственной ему краткостью и истинной глубиной отвѣчаетъ на подобнаго рода возра­женіе: чистое сознаніе, „умственный факторъ" не изо­брѣлъ искусства ловить рыбу въ тѣхъ водахъ, гдѣ она не водится. Всякое орудіе, приспособленное къ своей цѣли,— въ данномъ примѣрѣ къ рыбной ловлѣ,—есть продуктъ умственной цѣлесообразной дѣятельности, предполагающей наличность сознанія, но несмотря на это орудіе создано не изъ ощущеній и не изъ чистаго сознанія, а изъ грѣщ-

ной матеріи, получившей опредѣленную форму, сообразно опредѣленной цѣли. Но и это не все. Направленіе умствен­ной дѣятельности, необходимое для созданія орудій рыб­ной ловли, опредѣлялось не „умственнымъ факторомъ", а свойствами той среды, которая дала возможность человѣку стать рыболовомъ. Еслибы на земномъ шарѣ не существо­вало рыбы, то отсутствовалъ бы весь психическій и ум­ственный процессъ, которыми сопровождается рыбная ловля, отсутствовали бы также всѣ тѣ миѳы, которые выросли на почвѣ этого занятія. Слѣдовательно, не психика, не чистоесознаніе, не „умственный факторъ"творитъ изъ самого себя орудія производства, а реальная природа вы­зываетъ и опредѣляетъ тотъ или иной родъ умственной дѣятельности, которая ставитъ себѣ цѣлью побѣду надъ той же окружающей природой.

Но перейдемъ къ г. Богданову. Какъ ученикъ Авена­ріуса и Маха, онъ отказывается самымъ рѣшительнымъ образомъ отъ матеріализма. „Эмпиріомонизму, — пишетъ онъ,—нѣтъ дѣла ни до матеріализма, ни до спиритуализма; и духъ и матерія для него только комплексы элемен­товъ (совокупность ощущеній. Л. А.), а всякая сущность и всякое свѳрхопытное познаніе — термины безъ вея- каго содержанія, пустыя абстракціи"[†††]). Но что же такое природа, физическій міръ? Вотъ что: „Вообще, фи­зическій міръ — это соціально-согласованный, соціально- гармонированный, словомъ соціально - организованный опытъ"[‡‡‡]). Итакъ, природа не реальна; она не существуетъ внѣ нашего сознанія; она лишь продуктъ коллективныхъ ощущеній и представленій людей. Это положеніе является исходной точкой для всѣхъ соціологическихъ взглядовъ г. Богданова, и оно же должно спасти историческій ма­теріализмъ отъ всѣхъ смертныхъ грѣховъ.

Остановимся на наиболѣе существенныхъ взглядахъ г. Богданова н посмотримъ, насколько они согласуются еъ матеріалистическимъ объясненіемъ исторіи. Нѣтъ ни ма­лѣйшаго сомнѣнія, что первостепенный и главный вопросъ въ соціологіи есть вопросъ о томъ, что такое общество, како­вы причины его возникновенія, развитія и существованія.

Г. Богдановъ ставитъ этотъ вопросъ и отвѣчаетъ на него такимъ образомъ: „отдѣльные люди, даже взятые въ сово­купности, еще не составляютъ общества. Въ понятіи „общества" уже заключается идея организованности, объ­единенія жизненной совмѣстности особей. Такимъ обра­зомъ, чтобы имѣло смыслъ самое употребленіе слова „общество", необходима наличность опредѣленнаго органи­зованнаго приспособленія. Это приспособленіе—соціальный инстинктъ“ ®. Послѣдователи историческаго матеріализма безспорно согласятся съ г. .Богдановымъ, что для того, чтобы слово „общество" имѣло смыслъ, должно существо­вать понятіе, которому соотвѣтствовала бы общественная организація. Но они никоимъ образомъ не согласятся съ нимъ въ томъ, что первоначальной причиной общественной организаціи служитъ психологическій факторъ—общест­венный инстинктъ.

Согласиться съ такимъ положеніемъ значило бы отка­заться отъ всего матеріалистическаго взгляда на исторію и вернуться далеко назадъ, къ наивнымъ и первымъ по­пыткамъ исканія историческихъ законовъ. Объяснятъ обще­ственную жизнь и историческую дѣятельность человѣка тѣми или другими психологическими и умственными свой­ствами человѣческой природы, значитъ топтаться на од­номъ мѣстѣ и довольствоваться чистѣйшей тавтологіей, такъ какъ соціальная психологія, которая нуждается въ объективной причинѣ для своего объясненія, объясняется въ данномъ случаѣ той же соціальной психологіей. И это возвращеніе къ туманнымъ, неопредѣленнымъ и ничего не говорящимъ ссылкамъ на свойства человѣческой при­роды г. Богдановъ самодовольно выдаетъ за углубленіе и дополненіе марксовой теоріи. Это .представители и защит­ники господствующихъ, угнетающихъ классовъ охотно ссылались и до сихъ поръ ссылаются на соціальный ин­стинктъ, на гуманную человѣческую природу, потому что подобное объясненіе возникновенія и существованія обще­ства даетъ возможность затушевывать и притуплять клас­совыя противорѣчія. Именно противъ этого идеалистиче­скаго взгляда на исторію и выступилъ историческій мате­ріализмъ. Съ точки зрѣнія матеріалистическаго пониманія

исторіи, общество возникаетъ не вслѣдствіе сердечнаго влеченія, а подъ вліяніемъ борьбы съ внѣшней природой, требующей совокупныхъ усилій. „Человѣкъ, пишетъ Бель- товъ, не въ одиночку ведетъ борьбу съ природой, съ нею борется, по выраженію Маркса, общественный человѣкъ (йег бЬзвеІІвсіїайвпіепвсіі.), т. е. болѣе или менѣе значи­тельный по своимъ размѣрамъ общественный союзъ". Перво­бытный человѣкъ, ведя борьбу съ природой въ союзѣ съ себѣ подобными, обладаетъ, разумѣется, соціальнымъ ин­стинктомъ. Но этотъ инстинктъ не есть самостоятельное психологическое начало, не божественное внушеніе и не составляетъ сущности человѣческой природы, а есть резуль­татъ той продолжительной борьбы, которую вели съ окру­жающей природой предки первобытнаго человѣка, высшія животныя. Соціальный инстинктъ и всЬ его формы прояв­ленія—продуктъ совмѣстной борьбы съ окружающей геогра­фической средой, а не первоначальная причина общественной организаціи. Поэтому совершенно правильно разсуждаетъ Бельтовъ, когда говоритъ: „свойства обіщественнаго (кур­сивъ автора) человѣка опредѣляются въ каждое данное время степенью развитія производительныхъ силъ, потому что отъ степени развитія этихъ силъ зависитъ весь строй общественнаго союза“ (курсивъ нашъ). Это значитъ, что не соціальными свойствами человѣческой природы обуслов- ливаетсяобщественная организація, а наоборотъ обществен­ной организаціей опредѣляются соціальныя свойства чело­вѣка. Только объективными общественными отношеніями, экономическими процессами, возможно объяснить ту сложную и пеструю игру психологическихъ силъ, борьбу различныхъ и противоположныхъ страстей ц стремленій, которыя возника­ютъ и обнаруживаются на почвѣ общественной жизни и исто­рической дѣятельности. Но всякое объективное бытіе, на­ходящееся внѣ человѣческой психологіи — запрещенный плодъ для г. Богданова. Съ его точки зрѣнія не природа предшествовала общественной организаціи, а наоборотъ организованное общество выдумало природу. Субъективно­идеалистическое міровоззрѣніе Маха и Авенаріуса строго запрещаетъ г, Богданову выходить за предѣлы человѣче­скихъ представленій и заставляетъ его поэтому на разные лады повторять то безсодержательное положеніе, что лричина общѳственнаго сознанія есть общественное созна-

ніе. „Въ своей борьбѣ за существованіе, разсуждаетъ г. Богдановъ, люди не могутъ объединяться иначе, какъ при помощи сознанія: безъ сознанія нѣтъ общенія. Поэтому соціальная жизнь во всѣхъ своихъ проявленіяхъ есть созна­тельная, психологическая" *).

Это глубокомысленное открытіе должно, по мнѣнію г. Богданова, служить серьезнымъ и значительнымъ до­полненіемъ къ марксовой теоріи. Г. Богдановъ жестоко ошибается. Основателямъ историческаго матеріализма была очень хорошо извѣстна та очевидная и банальная истина, что если бы не было человѣка съ его психическими свой­ствами и способностью къ умственной, сознательной дѣятель­ности, то ни было бы ни общественной организаціи, ни всемірной исторіи. Историческій матеріализмъ никогда не отрицалъ факта существованія сознанія и значенія его въ историческомъ процессѣ, а старался открыть объектив­ныя причины историческаго развитія и общественнаго сознанія. Желая углубить теорію Маркса, г. Богдановъ съ легкомысліемъ, свойственнымъ всѣмъ „критикамъ", вы­кинулъ изъ этой теоріи ея сущяость—объективную причину исторической закономѣрности—и вернулся такимъ образомъ обратно къ тѣ&ъ неопредѣленнымъ, первоначальнымъ идеа­листическимъ попыткамъ объяснятъ исторію, которыя господствовали въ XVIII столѣтіи. Согласно взглядамъ г. Богданова, историческій матеріализмъ способенъ стать законченнымъ и цѣльнымъ воззрѣніемъ, если онъ будетъ ис­ходить изъ психологическаго факта, т. е. изъ общественнаго- сознанія. Съ такимъ расширеннымъ и исправленнымъ истори­ческимъ матеріализмомъ согласится, безъ всякаго сомнѣнія, Карѣевъ. Ибо фактически г. Богдановъ дополняетъ и углуб­ляетъ Маркса тѣми возраженіями, которыя Карѣевъ сдѣлалъ Бельтову.

Но вернемся къ разсужденіямъ г. Богданова объ обще­ственной организаціи. Подобно всѣмъ идеалистамъ, г. Бог­дановъ неожиданно вторгается въ запрещенную область и становится на почву объективной природы. Такъ на­примѣръ, чтобы объяснить происхожденіе общественной идеологіи, т. е. „высказываній*, онъ заставляетъ двухъ первобытныхъ людей столкнуться съ волкомъ. „Одинъ.

человѣкъ, разсказываетъ намъ г. Богдановъ, видитъ звѣря, •а другой, находящійся вблизи, не видитъ, тогда дѣйствія обоихъ могутъ оказаться взаимно неприспособленными. Одинъ, убѣгая, подвергаетъ опасности другого, предо­ставивши его неожиданному нападенію хищника; или даже погибнутъ оба человѣка, сначала одинъ, потомъ другой (послѣднее ужъ само собою разумѣется! Л. А.), тогда какъ дѣй­ствуя сообща, они могли бы одолѣть врага и опасность" *). На этомъ примѣрѣ г. Богдановъ намѣренъ разрѣшить сразу двѣ нроблеммы. Во-первыхъ, опасное столкновеніе двухъ людей съ волкомъ должно послужить побудительной причиной къ ихъ взаимному высказыванію; во-вторыхъ, наставить ихъ соединиться въ общество. Не желая входить въ подробности этого примѣра, мы только спросимъ г. Бог­данова, откуда взялся волкъ, этотъ „метафизическій хищ­никъ" до существованія организованнаго общества? Вѣдь мы узнали отъ г. Богданова, что вообще физическій міръ— это „соціально-согласованный, соціально-гармонированный, соціально-организованный опытъ". Но г. Богдановъ все ■таки чувствуетъ, что раньше долженъ быть волкъ для того, чтобы послѣдовало высказываніе о немъ. Однако это между прочимъ. Касаясь далѣе вопроса о частной собственности, г. Богдановъ разсуждаетъ такимъ образомъ: „что такое означаетъ напримѣръ право частной собствен­ности? Общественное признаніе того, что опредѣленное лицо можетъ безпрепятственно и исключительно пользо­ваться опредѣленными вещами, и общественное стремленіе помѣшать попыткѣ нарушить это отношеніе". Съ виду это положеніе можетъ показаться сходнымъ со взглядами марксистовъ на право частной собственности, но только съ виду. На самомъ дѣлѣ оно не только не согласуется съ марксистскимъ воззрѣніемъ, но противорѣчитъ ему ■самымъ рѣшительнымъ образомъ.

Съ точки зрѣнія г. Богданова, объективность истины заключается въ согласіи мнѣній людей. Право на частную собственность является, сообразно этой его теоретической предпосылкѣ, не слѣдствіемъ объективныхъ условій, а исключительнымъ продуктомъ солидарнаго общественнаго сознанія. Спрашивается, подъ какимъ же вліяніемъ и по

і;) „Изъ психологіи общества", стр. 60.

какой причинѣ можетъ быть уничтожено общественное сознаніе, проникнутое необходимостью частной собствен­ности и препятствующее ея уничтоженію? На этотъ воп­росъ отвѣчаетъ главный представитель имманентной фило­софіи, В. Шуппе. Шунле, будучи совершенно солидаренъ съ Авенаріусомъ и Махомъ въ томъ, что единственнымъ критеріемъ объективной истины является согласіе мнѣній людей, т. е. общественное сознаніе, смотритъ на отрицаніе частной собственности, какъ на нарушеніе объективной священной истины, выработанной и устанавленной обще­ственнымъ сознаніемъ многихъ поколѣній. И если г. Бог­дановъ не дѣлаетъ такого вывода, то это только по своей непослѣдовательности. Согласно матеріалистическому объ­ясненію исторіи, право па частную собственность не есть продуктъ солидарнаго общественнаго сознанія. Частная собственность возникла помимо общественнаго сознанія и постепенно пріобрѣтала свою правовую санкцію, благодаря фактической имущественной силѣ тѣхъ, въ чьихъ рукахъ она скоплялась. Конечно общество, основанное на частной собственности, проникается сознаніемъ необходимости ея существованія и считаетъ ее естественнымъ базисомъ обще­ственной жизни. Но подобное сознаніе и подобное при­знаніе есть слѣдствіе существованія частной собственности, а не причина ея возникновенія. А нзъ этого слѣдуетъ, что общественное признаніе частной собственности уничто­жается по мѣрѣ разложенія тѣхъ объективныхъ условій, на прчвѣ которыхъ оно выросло. Но, припоминая очевидно марксову теорію, г. Богдановъ говоритъ между прочимъ и слѣдующее: „обыкновенно такое право (на частную соб­ственность Л. А.) устанавливается господствующими груп­пами общества и принимаетъ тѣ отношенія, которыя именно этими группами признаются за нормальныя, т. е. вообще говоря выгодныя для нихъ отношенія* *). Экономи­ческому фактору, который, кстати сказать, грубо отождест­вляется съ сознательной выгодой, отводится, какъ видитъ читатель, второстепенное значеніе въ возникновеніи права на частную собственность. Такой взглядъ на роль и зна­ченіе экономическаго фактора никогда не думали оспаривать

ни Михайловскій, ни Карѣевъ, ни ихъ послѣдователи соціалисты-революціонеры.

Теперь становится понятнымъ тотъ упрекъ, который г. Богдановъ дѣлаетъ Марксу. Какъ это было замѣчено, г. Богдановъ полагаетъ, что Марксъ смѣшалъ понятія, когда причислилъ имущественныя отношенія къ „экономи­ческой структурѣ", между тѣмъ какъ онѣ на самомъ дѣлѣ относятся къ „надстройкѣ", т. е. къ идеологіи. Г. Бог­дановъ сильно ошибается и въ этомъ пунктѣ. Марксъ не смѣшивалъ понятій, а придерживался того убѣжденія, что имущественныя отношенія опредѣляются отношеніями людей въ процессѣ производства и что право санкціони­руетъ лишь существующія фактическія отношенія- Подоб> ный упрекъ показываетъ только то, что г. Богдановъ гораздо основательнѣе усвоилъ взгляды Штаммлера, нежели ту теорію, которую взялся углублять.

Понятно также, почему г. Богдановъ находитъ, что формулировка Маркса недостаточно выясняетъ или совсѣмъ не выясняетъ значенія идеологіи. Для г. Богданова, для котораго весь физическій міръ и вся всемірная исторія— продукты коллективнаго общественнаго сознанія, кромѣ идеологіи вообще ничего не существуетъ. Значеніе идео­логіи съ этой точки зрѣнія абсолютно, едино и нераз­дѣльно. „Общественное бытіе и общественное сознаніе, говоритъ онъ, въ полномъ смыслѣ тождественно"*). Само собой разумѣется, что соотвѣтственно взглядамъ Авенаріуса и Маха, которые отрицаютъ какое бы то ни было объек­тивное бытіе, общественное сознаніе и представляетъ со­бой единственно объективное бытіе. Поэтому г. Богдановъ углубляетъ формулировку Маркса тѣмъ, что безцеремонно выбрасываетъ изъ нея ея основу. Сущность формулировки Маркса заключается въ томъ положеніи, что сознаніе, т. е. идеологія, обусловливается бытіемъ, а дополненіе г. Бог­данова къ этой формулировкѣ гласитъ: бытіе есть про­дуктъ сознанія, т. е. опредѣляется идеологіей. Можно только удивляться той святой наивности, съ которой г. Богдановъ не понялъ ни міросозерцанія своихъ учителей, Авенаріуса и Маха, ни теоріи Маркса.

Съ точки зрѣнія діалектическаго матеріализма, обще-

ственное сознаніе вовсе .не тождественно съ обществен­нымъ бытіемъ. Идеологія опредѣленнаго историческаго момента является отраженіемъ опредѣленной обществен­ной структуры, и въ этомъ смыслѣ данное общественное сознаніе тождественно съ даннымъ общественнымъ бытіемъ; но съ другоіь стороны идеологія стоитъ въ противорѣчіи къ тѣмъ развивающимся объективнымъ силамъ, которыя должны привести данную общественную структуру къ ея разрушенію. Идеологія современнаго капиталистическаго ц°рядка вещей есть отраженіе капиталистическаго обще­ства, и въ этомъ смыслѣ общественное сознаніе соотвѣт­ствуетъ общественному бытію. Но съ другой стороны эта же идеологія противорѣчивъ тому объективному обществен­ному процессу, который ведетъ капиталистическое обще­ство къ своей противоположности. Діалектическій харак­теръ идеологіи обусловливается діалектическимъ развитіемъ историческаго процесса. На протяженіи всейисторіи обще­ственное сознаніе тождественно съ общественнымъ дви­женіемъ, но во всякій опредѣленный моментъ обществен­ное сознаніе, отражая общественную структуру настоящаго, находится въ противорѣчіи къ исторической тенденціи будущаго. Вслѣдствіе этого научный соціализмъ, исходя не изъ общественнаго сознанія, а изъ объективныхъ об­щественныхъ условій, опредѣляетъ историческую тенденцію будущаго не на основаніи общественнаго сознанія, а на основаніи оцѣнки степени развитія производительныхъ силъ и ихъ отношенія къ данной общественной органи­заціи. Если же придерживаться субъективнаго идеализма и признать, что единственнымъ объективнымъ критеріемъ соціальной истины служитъ коллективное сознаніе даннаго общества, то всѣ соціалистическія стремленія нашей эпохи, которыя сознаны пока еще только меньшинствомъ, должны представиться ничѣмъ инымъ, какъ субъективной утопіей этого меньшинства. Такимъ образомъ мы видимъ, что субъективный идеализмъ въ философіи съ желѣзной необ­ходимостью долженъ вести къ соціальному консерватизму или, въ лучшемъ случаѣ, къ субъективному методу въ соціологіи.

Вставъ на почву субъективнаго идеализма, г. Богдановъ является скорѣе приверженцемъ русской субъективной школы, нежели послѣдователемъ историческаго матеріа-

лизна. Эмпиріомонизмъ г. Богданова представляетъ собою де болѣе, какъ новую разновидность „критики* марксо- дой теоріи.

1904 г.

<< | >>
Источник: Л. Акселъродъ (Ортодоксъ). Философскіе очерки. Отвѣтъ философскимъ критикамъ историческаго матеріализма. С.-ПЕТЕРБУРГЪ Изданіе М. М. Дружининой и А. Н. Максимовой 1906. 1906

Еще по теме Новая разновидность ревизіонизма.:

  1. § 5. Понятие процедурной справедливости и ее разновидности
  2. 70. ВЕРСИЯ КАК РАЗНОВИДНОСТЬ ГИПОТЕЗЫ
  3. Оглавленіе
  4. Фигуры и модусы категорического силлогизма
  5. ВВЕДЕНИЕ
  6. 45. ПЕРВАЯ ФИГУРА КАТЕГОРИЧЕСКОГО СИЛЛОГИЗМА, ЕЕ ПРАВИЛА, МОДУСЫ И РОЛЬ В ПОЗНАНИИ
  7. Библиографический список
  8. Становление и развитие марксистской диалектики
  9. Приложение № 3 Концепция когнитивной истории, как потенциальная основа исследования толерантных практик
  10. Попытка комплексного подхода к лидерству и его развитию
  11. 3.2 Нормативная структура прагматических ограничений
  12. 2.3 Виды конфликта интерпретаций и способы их разрешения в культуре.