Г. Бердяевъ, рекомендуя марксизму всѣ роды апріо­ризма критической философіи, не счелъ даже нужнымъ задуматься надъ этой главной стороной вопроса.

Въ сво­ихъ разсужденіяхъ объ этикѣ нашъ критицистъ повторяетъ безъ всякихъ доказательствъ, что хорошему человѣку необходимъ абсолютный нравственный законъ. Приведемъ главное мѣсто по этому вопросу:

„Объективная нравственность возможна лишь при при­знаніи апріорнаго характера нравственнаго закона, при­нудительно отличающаго добро отъ зла; только въ такомъ случаѣ добро пріобрѣтаетъ общеобязательный характеръ.

что эмппричѳски-эволюціонная этика никого теперь не удовлетворяетъ и потерпѣла фіаско. Прежде всего мы опрашиваемъ г. Бердяева п другихъ идеалистическихъ ,.критиковъ"[******************]) марксовой теоріи, кторазбилъ эволюціонно- рѳлативную этику, когда и гдѣ она потерпѣла фіаско?

Правда, что современные, такъ называемые, серьезные мыслители охотно предаются теперь восторгу по доводу „божественности" человѣческой природы.

капиталистическимъ строемъ, буржуазные идеологи восхи­щаются „божественнымъ" происхожденіемъ человѣка, увѣ- ■ряя, что ѣото Ьотіпі Бенз езі.

Этиидеалисты вообще гораздо чаще восторгаются и умиляются, чѣмъ матеріалисты, которые обыкновенно об­наруживаютъ непреоборимую антипатію къ трескучимъ фразамъ. Но эти же самые идеалисты, такъ охотно трак­тующіе объ идеалахъ, считаютъ совершенно невозможнымъ ихъ осуществленіе въ дѣйствительной жизни. Когда мате­ріалисты имъ говорятъ, что идеалы должны осуществляться,, . то они этому рѣшительно не вѣрятъ, и людей, высказываю­щихъ подобныя мысли, называютъ утопистами, фанта­зерами, а теперь даже метафизиками.

Оказывается, что какъ только вопросъ затрагиваетъ дѣйствительность, то идеалисты и матеріалисты тотчасъ мѣняются мѣстами.

Насъ завело бы очень далеко, если бы мы хоть слегка коснулись матеріальныхъ и весьма грубыхъ причинъ, по­рождающихъ тотъ высокопарный идеализмъ, который те­перь господствуетъ въ буржуазной философской литера­турѣ. ' .

, Замѣчу только мимоходомъ, что проповѣдь морали всегда увеличивалась въ тѣ переходныя критическія эпохи, когда привилегіямъ господствующаго класса грозила серьезная опасность. Идеологи этого класса инстинктивно хватались за „вѣчные нравственные законы", разсчитывая съ ихъ помощью предотвратить страшную для ннхъ бурю революціи. Никогда такъ много не говорится о нравствен­ности, какъ въ безнравственное время, и никѣмъ такъ на­стойчиво не проповѣдуется мораль, какъ представителями того именно класса, который является главнымъ источни­комъ всякой безнравственности! Вотъ почему въ послѣд- ніѳ годы такъ вошелъ въ моду кантовскій категорическій императивъ.

Категорическій императивъ, это—абстрактная формула,, годная для всѣхъ временъ, для всякаго общественнаго строя и для всякаго класса, въ дѣйствительности не осуж­даетъ ни одной формы человѣческаго общежитія.

^,Съ точки зрѣнія категорическаго императива невоз­можно, напримѣръ, считать убѣжденіе въ необходимости и вѣчности института частной собственности безнравствен-

еымъубѣжденіемъ. Защитникъ частной собственности, убѣжденный въ ея необходимости для блага человѣчества и борющійся за ея сохраненіе, такъ же свято исполняетъ свой нравственный долгъ, какъ соціалистъ, борющійся за уничтоженіе этого института.

Поэтому научный соціализмъ, ставшій на конкретную почву классовой борьбы, ничего общаго не можетъ и не долженъ имѣть съ абстрактными формулами, которыя, вмѣ­щая въ себѣ все, что угодно, способны только затемнять конкретныя задачи рабочаго класса.

Но г. Бердяевъ имѣетъ другія претензіи, онъ ухва­тился за категорическій императивъ потому, что эмпири- чески-эволюціонная этика, подверженная измѣненіямъ, превращаетъ по его мнѣнію нравственность въ иллюзію.

Такое опасеніе потерять свою нравственность является результатомъ путаницы понятій, господствующей въ го­ловѣ нашего автора. Дѣло въ томъ, что г. Бердяевъ са­^{мымъ об}р^азомъ слѣшивает-ь объектив

ную истину съ вѣчной истиной[††††††††††††††††††]).

По категорическому заявленію г. Бердяева, только вѣч­ной истинѣ присуща объективность. На какомъ это осно­ваніи? Современная наука разсматриваетъ всѣ міровыя явленія, какъ процессы развитія и закономѣрнаго измѣне-

нія. Соотвѣтственно такому взгляду, наука не признаетъ, вѣчныхъ истинъ. Но изъ этого нисколько не слѣдуетъ отрицаніе объективныхъ законовъ. Всѣ добытые наукой результаты долоюны быть признаны объективными зако­нами, поскольку они выведены на основаніи объективныхъ данныхъ, т. е. явленій вселенной. И до тѣхъ поръ, пока въ суммѣ явленій, составляющихъ базисъ даннаго закона, не встрѣчаются противорѣчія, нарушающія законъ, онъ для насъ имѣетъ объективную цѣнность.

Наоборотъ, если что превращаетъ нравственность въ полную иллюзію такъ это именно вѣчный абстрактный нравственный законъ, подъ который можно подставитъ какое угодно конкретное содержаніе, [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]) какъ это фактически сплошь и рядомъ дѣлается.

VIII.

Въ своемъ неутомимомъ стремленіи соединять Канта съ Марксомъ г. Бердяевъ неоднократно необходимость обогатить Марксову теорію извѣстнымъ правиломъ критической философіи: „Поступай такъ, чтобы всегда уважать человѣческое достоинство какъ въ твоемъ собственномъ лицѣ, такъ и въ лицѣ всякаго другого чело­вѣка, и чтобы всегда относиться къ личности, какъ къ цѣли, а никогда—только какъ къ средству".

Эта нравственная формула должна, по мнѣнію г. Бер­дяева, какъ и по мнѣнію многихъ другихъ реформаторовъ марксизма, выражать соціалистическій идеалъ. Допустимъ, что подъ эту формулу можно въ самомъ дѣлѣ подставить соціалистическій идеалъ. Спрашивается, что изъ этого слѣдуетъ, и чѣмъ тутъ обогатится Марксова теорія?

Кромѣ того, эта формула совсѣмъ не обязательно дол­жна служить выраженіемъ соціалистическаго строя.

Фактически это пресловутое нравственное правило уже осуществилось, и осуществилось въ строѣ капиталистиче­скомъ.

Развѣ классъ капиталистовъ и представляющее его интересы правительство не относятся къ рабочему классу съ этической и юридической стороны какъ къ самоцѣли?

Попробуйте упрекнуть защитниковъ капиталистическаго порядка въ несоблюденіи кантовской заповѣди, и они от- вѣтятъ—и съ полнымъ основаніемъ,—что это нравствен­ное правило свято соблюдается въ капиталистическомъ обществѣ.

Работодатель и рабочій, какъ личн о сти въ одинаковой степени другъ отъ друга зависимы, и какъ личности, составляютъ другъ для друга цѣль.

Нравственное повелѣніе считать человѣка не только средствомъ, но и цѣлью, является идеологическимъ выраже­ніемъ замѣны феодализма наемнымъ рабочимъ трудомъ.

Конечно, если стать на точку зрѣнія Маркса и согла­ситься съ тѣмъ положеніемъ, что капиталистъ, пользуясь своимъ экономическимъ господствомъ, дѣлаетъ человѣка орудіемъ, служащимъ ему такимъ же средствомъ, какъ всякая другая вещь, то формула Кантрі, повелѣвающая смотрѣть на человѣка не только какъ на .средство, но и какъ на цѣль, не осуществилась, какъ не осуществился (въ этомъ же смыслѣ) девизъ великой французской рево­люціи: „ Свобода, равенство, братство".

Слѣдовательно, чтобы дать кантовской отвлеченной фор-

мулѣ соціалистическое толкованіе, необходимо подъ нее под­ставитъ опредѣленныя экономическія положенія марксовой теоріи, имѣющія въ виду капиталистическій порядокъ вещей.

Такимъ образомъ надо раньше стать марксистомъ и согласиться съ тѣмъ, что продажа пролетаріемъ своей ра-[§§§§§§§§§§§§§§§§§§]^бо^{чей силы} д^ѣла©^{тъ его} оруді^емъ, ^чтобы придать ^отвде- ченной нравственной формулѣ Канта конкретный смыслъ научнаго соціализма.

Казалось бы, что можетъ быть невиннѣе такого заня­тія, какъ отыскиваніе у разныхъ мыслителей положеній, подтверждающихъ соціалистическія стремленія.

Но въ томъ то и суть, что не рвеніе и не историче­ская справедливость гонятъ г. Бердяева, какъ и его едино­мы^шлен^ник^овъ, ^къ ид^еямъ пр^ежни^{хъ м}ЫС^лИ^телей_ ^Въ ЭТ^омъ> ихъ неудержимомъ стремленіи „назадъ“ сказывается бур­жуазный инстинктъ, старающійся затемнять революціон­ныя задачи современнаго пролетаріата и заставляющій идео­логовъ буржуазіи отыскивать такія расплывчатыя и не­опредѣленныя теоріи, которыя съ одной стороны имѣли бы соціалистическій видъ, а съ другой устраняли бы кон­кретную, революціонную сторону соціализма.

IX.

Признавая себя критицистомъ знг ѣоиѣе Іа Іі&пе, г. Бер­дяевъ, однако, замѣчаетъ: „мы цѣликомъ отвергаемъ уче­ніе Канта объ умопостигаемомъ мірѣ и о трехъ постула­тахъ практическаго разума,—эти, на нашъ взглядъ, реак­ціонныя стороны кантіанства" *). Г. Бердяевъ полагаетъ

слѣдовательно, что можно отбросить постулаты, оставляя при этомъ категорическій императивъ. Но это положеніе надо было доказать, а не отдѣлываться, говоря о немъ, краткимъ категорическимъ примѣчаніемъ. Въ дѣйствитель­ности невозможно сохранить смыслъ категорическаго им­ператива, если отбросить постулаты.

Здѣсь не мѣсто подробно останавливаться на выясненіи той тѣсной связи, которая существуетъ не только между категорическимъ императивомъ и постулатами, но также между этими послѣдними съ одной стороны, и критикой чистаго разума съ другой. Мы ограничимся ссылкой на авторитетнаго и для г. Бердяева философскаго писателя— Виндельбанда. Вотъ какъ Виндельбандъ формулируетъ связь между категорическимъ императивомъ и постулатами: „Если ты вѣруешь въ необходимость и общеобязательность нравственнаго закона, то ты долженъ вѣровать также и въ тѣ условія, при которыхъ только и возможна эта обще­обязательность и необходимость. Эти условія—свобода и сверхчувственный міръ; слѣдовательно ты долженъ, если все твое убѣжденіе не неосновательно, вѣрить также въ реальность свободы и сверхчувственнаго міра. Вслѣдствіе этого Кантъ называетъ идеи, на которыя должна распро­страняться (курсивъ нашъ) дѣятельность практической вѣры, постулатами чистаго практическаго разума"[*******************]).

Г. Бердяевъ вѣроятно потому не счелъ нужнымъ оста­навливаться на этомъ пунктѣ, что самъ впослѣдствіи ско­рымъ шагомъ приближается къ постулатамъ, т. е. къ „ре­акціоннымъ сторонамъ кантіанства". Онъ говоритъ: „Со­держаніе религіи текуче, но по формѣ это есть транс­цендентальная функція сознанія, ц вѣра въ нравственный міропорядокъ согрѣетъ будущаго человѣка сильнѣе и ос­мысленнѣе, чѣмъ человѣка прошлаго". [†††††††††††††††††††]) Или: „Платонов­ская „идея" имѣетъ больше правъ на реальность, чѣмъ „личность" индивидуалистическаго міровоззрѣнія: сліяніе ин­дивидуальнаго съ всеобщимъ и универсальнымъ и' рас­цвѣтъ индивидуальной жизни на почвѣ этого сліянія—вотъ философскій и этическій результатъ прогрессивной мысли". „Только на этой почвѣ можетъ быть рѣшена проблема

безсмертія. Шиллеръ говоритъ: „Смерть страшна для тебя? ты хочешь бытъ вѣчно безсмертнымъ? Въ цѣломъ живи: ты умрешь, цѣлое же будетъ жить". Ср. замѣчательное ученіе Спинозы о томъ, что безсмертіе заслуживается только познавательной любовью къ Богу"[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]). Приведемъ для характеристики благочестивыхъ стремленій г. Бердяева еще одно мѣсто: „То проникновеніе всеобщихъ логическихъ, этическихъ л эстетическихъ нормъ въ жизнь человѣчества, которымъ сопровождается соціальный прогрессъ, есть мо­жетъ быть торжество единаго Міроваго „я"въ „я"инди­видуальномъ"[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]). „Идея цѣли должна объединить правду— истину п правду—справедливость. Только тогда дѣлается понятной религіозная идея нравственнаго міропорядка, безъ которой эюизнь безсмысленна"[********************]). Это настроеніе такъ благочестиво, что легко можетъ удостоиться одобренія святѣйшаго Синода. Во всякомъ случаѣ оно обезпечиваетъ намъ вѣчное блаженство въ лонѣ единаго міроваго „я"и болѣе спокойное отношеніе къ эіксплуатаціи человѣка чело­вѣкомъ, существованіе которой, очевидно, тоже входитъ въ „идею нравственнаго міропорядка". Больше всего пора­жаетъ въ книжкѣ г. Бердяева стремленіе соединить съ марксизмомъ всевозможные элементы всевозможныхъ міро­воззрѣній, которыя не только не имѣютъ ничего общаго съ марксизмомъ, но прямо противорѣчатъ ему.

Г. Бердяевъ, танцуя съ легкостью балерины по всѣмъ областямъ человѣческой мысли, соединяетъ марксову тео­рію съ платоновскимъ „необузданнымъ идеализмомъ"[††††††††††††††††††††]) съ христіанско-мистической частью (аіпог Веі іпѣеііесіша- Ііз) въ ученіи Спинозы, съ спиритуалистическимъ элемен­томъ въ системѣ Вундта (стр. 171), съ буржуазнымъ ин­дивидуализмомъ Фридриха Нитше (стр. 175) и даже съ декадентскимъ искусствомъ (стр. 17θ). Однако во всемъ этомъ эклектизмѣ или, выражаясь словами Энгельса, во всей этой эклектической похлебкѣ для нищихъ кроется не­сомнѣнное единство, и это единство состоитъ въ неукро­тимомъ стремленіи отнять у марксизма его живую, рево-

люціонную сторону, другими словами его сущность. Наи­болѣе рельефно выражается эта тенденція въ разсужденіяхъ- г. Бердяева о прогрессѣ. Онъ говоритъ: „Прогрессъ, фор­мально говоря, есть улучшеніе, переходъ отъ худшаго къ- лучшему; историческій процессъ есть борьба человѣка съ природой, ростъ человѣческаго могущества. Почему же этотъ ростъ человѣческой силы и сознанія, это возвышеніе человѣка, которое создается развитіемъ производительныхъ силъ общества, есть переходъ отѣ худшаго къ лучшему, почему это улучшеніе?"[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]).

На глубокомысленный вопросъ, почему „улучшеніе* лучше, марксистъ, придерживающійся матеріалистическаго міровоззрѣнія, отвѣчаетъ конкретно, т. е. не выходя за предѣлы исторіи человѣчества. Развитіе производительныхъ силъ означаетъ все болѣе возрастающую власть человѣка надъ природой п разсматривается нами, людьми, какъ прогрессъ по той причинѣ, что гарантируетъ человѣчеству возможность все болѣе и болѣе полнаго удовлетворенія его потребностей. Чѣмъ болѣе развиты производительныя силы, тѣмъ ближе тотъ моментъ, когда человѣчество освобо­дится отъ библейскаго проклятія: въ потѣ лица своего будешь ѣсть хлѣбъ свой. Понятіе прогресса является результатомъ стремленія людей какъ можно лучше при­способиться къ окружающей ихъ природной средѣ и какъ можно лучше устроить свои общественныя отношенія.

Иначе отвѣчаетъ г. Бердяевъ на вопросъ: почему улучшеніе лучше? „Отвѣтъ на этотъ вопросъ, — говоритъ онъ,—предполагаетъ существованіе объективно-этической санкціи, общеобязательной цѣли историческаго процесса, и всякій, отрицающій эту высшую цѣль, долженъ отрицать идею прогресса и долженъ довольствоваться жалкими суррогатами, можетъ быть достаточными для обыденной жизни, но оставляющими въ душѣ мыслителя огромную пустоту. Да и каждый человѣкъ, отрицающій абсолютный характеръ добра и нравственную цѣль жизни, долженъ ощущать эту пустоту".

„Потребность въ идеализмѣ вѣчна" **) важно заканчи­ваетъ г. Бердяевъ.

Итакъ, душевную пустоту г. Бердяева можетъ напол­нить только абсолютное добро, стоящее внѣ конкретныхъ историческихъ цѣлей. Въ отвѣтъ на такое категорическое, ничего не объясняющее заявленіе мы, въ свою очередь, категорически заявляемъ, что если что нибудь дѣйстви­тельно оставляетъ въ душѣ—не скажемъ мыслителя, а просто человѣка — „огромную пустоту", то это высоко­парное фразерство на счетъ абсолютнаго добра въ та­кое время, когда безсердечіе и жестокость эксплуата­ціи человѣка человѣкомъ выступаютъ въ такомъ откры­томъ видѣ, какъ это имѣетъ мѣсто въ капиталистическомъ строѣ.

Удовлетвореніе земныхъ реальныхъ потребностей есть „жалкій суррогатъ", могущій удовлетворить, по мнѣнію нашего идеалиста, только немыслящнхъ людей!

Конечно, буржуазному идеологу, всосавшему такъ или иначе всѣ плоды духовной культуры, не трудно добраться до царства платоновскихъ идей, въ которомъ его пресы­щенная и уставшая фантазія ищетъ новаго источника раз­драженія.

Но, должно быть, очень трудно продумать, прочувство­вать и охватить во всей реальности не только лишенія всей рабочей массы, но даже одну жизнь одного рабо­чаго.

Вотъ почему такая цѣль, какъ счастье трудящейся массы, удовлетвореніе всѣхъ ея потребностей, кажется г. Бердяеву жалкимъ суррогатомъ, оставляющимъ въ душѣ мыслителя (должно полагать также и въ его собственной душѣ) лишь „огромную пустоту".

Полагай, что прогрессъ есть „абсолютное благо", г. Бер­дяевъ приходитъ къ слѣдующему заключенію: „Ростъ по­ложительныхъ прогрессивныхъ сторонъ долженъ увеличить сумму добра въ обществѣ и уменьшить сумму зла. Прин­ципъ прогресса—„чѣмъ лучше, тѣмъ лучше". Въ этомъ от­ношеніи имѣетъ большое значеніе устраненіе той такъ назы­ваемой йизатшепЬгисІізйіеогіе и ѴѳгеІепйш^зіЬеогіе, кото­рыя несомнѣнно свойственны ортодоксальному марксизму. Въ критикѣ этой стороны марксовскаго ученія о соціаль­номъ развитіи мы видимъ положительную сторону книги Бернштейна. Въ философскомъ отношеніи несравненно

сильнѣе критика П. Струве" *) Вотъ оно! Гора родила мыть. Оказалось, что огромную душевную пустоту мысли­теля въ состояніи наполнить... г. Бернштейнъ.

Казалось бы, какая же можетъ быть связь между стре­мленіемъ къ абсолютному добру и „бершптейніадой?"

Вотъ какая: „абсолютное добро", стоящее по ту сторону матеріально-историческаго процесса, имѣетъ своей миссіей реализацію прогресса. Соотвѣтственно этому все идетъ къ лучшему въ этомъ наилучшемъ изъ міровъ. Добро реали­зуется само собою и разумѣется постепенно, безъ ката­строфъ, словомъ такъ, какъ этого хотѣлось бы буржуазіи и г. Бернштейну [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§][*********************]).

Г. Бердяевъ какъ будто нарочно смѣшиваетъ и отождествляетъ эволюціонно-историческій объективизмъ съ телеологическимъ объективизмомъ идеалистической философіи.