Очерк истории библейской герменевтики

Более двух тысячелетий отделяют нас от времени возникновения христианства. Время зарождения хрис­тианства приходится на эпоху Римской империи, кото­рая явилась заключительным этапом социально-поли­тического и духовного развития античности.

Религиозно-философская мысль Империи все боль­ше обращается к идее единобожия. Эта идея подпитыва­ется, с одной стороны, иудейским монотеизмом, где Бог — это творец всего сущего, а с другой стороны, ре­лигией Египта и Ближнего Востока. Плутарх, отражая эту тенденцию эпохи, писал: «Не существует разных богов

у народов северных и южных, не существует богов вар­варов и богов греков. Но, как солнце, луна, небо, земля и море, они едины для всех людей. Несмотря на мно­жество разнообразных имен, которыми их называют, также есть только единый Логос, который царствует над всем миром, есть единое провидение, управляющее миром. Повсюду действуют одни и те же силы, а изме­няются лишь их имена и обряды культов, и те симво­лы, которые возносят душу к божеству, бывают иногда ясны, иногда темны»⁴⁸.

У многих народов древности в смутные историчес­кие времена, наполненные социальными потрясения­ми, возникает сходный психологический феномен, ко­торый можно характеризовать как ожидание чудесного избавления людей посредством прихода спасителя или «мессии».

Например, римский поэт Вергилий оценивает со­бытия современного ему мира как поворот к «благодат­ному веку» Сатурна, когда мир кардинально преобра-

зится: исчезнут людские пороки, а с ними и «несчаст­ный» страх. «Почва не будет страдать от мотыг, от сер­па виноградник; освободит и волов от ярма хлебопа­шец могучий». Земля будет родить сама, козы понесут домой «молоком отягощенное вымя», грозные львы не будут вредить стадам, а змея — символ злого начала в мире — «сгинет навеки»⁴⁹. Но еще за семь веков до Вер­гилия, другую картину будущего возвещает иудейский пророк Исайя, связывая будущий золотой век с прихо­дом мессии.

«И почиет на нем Дух Господень,

дух премудрости и разума,

дух света и крепости,

дух ведения и благочестия;

и страхом Господним исполнится,

и будет судить не по взгляду очей Своих,

и не по слуху ушей Своих решать дела.

Он будет судить бедных по правде,

и дела страдальцев земли решать по истине;

и жезлом уст Своих поразит землю,

и духом уст Своих убьет нечестивого.

И будет препоясанием чресл Его правда,

и препоясанием бедр Его — истина.

Тогда волк будет жить вместе с ягненком,

и барс будет лежать вместе с козленком;

и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе,

и малое дитя будет водить их...

И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи.

Не будут делать зла и вреда

на всей святой горе Моей;

ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море». (Исайя. 11, 2—9).

Как можно заметить, у древних иудеев эсхатологи­ческий элемент идеи неминуемой гибели мира и ожи­дание установления нового царства несколько смягчен за счет внимания к личности самого мессии как чело­века, который наделяется этико-нравственной свобо­

дой выбора. И эта свобода имеет, тем не менее, опре­деленные последствия в «конечные времена». Об этих конечных временах повествует и пророчествует Библия христиан в Откровении Святого Иоанна Богослова, которым завершается Новый Завет, и Библия иудеев — Ветхий Завет, первые пять книг которого называются по-еврейски Тора, т.е. Закон.

Дар пророчества (или дар откровения) чаще всего был связан с видениями, воспринятыми от Бога, по­скольку Бог открывает избранным таинственные реаль­ности, относящиеся, преимущественно к будущему. Ветхозаветные пророки воспринимали эти откровения и передавали содержание своих видений в устной фор­ме и записывали. Ценность этих видений определяется символикой, которой они проникнуты, но чтобы по­нять их, не исказив смысл текста, надо постичь осо­бенности метода истолкования и перевести употребля­емые символы на язык понятий. Основные темы про­роческих писаний, которые содержит Пятикнижие, касаются объединения и избранности народа, обрете­ния закона и договора с Богом ради обетования (Земли Обетованной) и грядущего спасения.

Ветхий Завет представляет собой сборник избран­ных произведений древней иудейско-израильской ли­тературы и отражает более чем тысячелетний период ее истории. Канонизация ветхозаветных текстов, т.е. вы­работка стандартной структуры, отбор входящих в него книг и установление их нормативного текста, была ре­зультатом длительного исторического процесса. Окон­чательная канонизация иудеями книг Ветхого Завета, которая произошла в 5 в.

того, как сохранялось и передавалось знание, как оно истолковывалось. При этом разное отношение к Биб­лии, обусловленное различием вероучения, например, у иудаистов (которые не признают Новый Завет) и хри­стиан, а также отношение к библейской традиции в целом, является одним из важных факторов, характе­ризующих различные подходы к ее исследованию и истолкованию.

Оригинал книг Ветхого Завета не сохранились, од­нако известно, что он был написан на древнееврейском языке с небольшими включениями на арамейском, ко­торый был широко распространен в последние века до н.э. по всему Ближнему Востоку. В 3 веке до н.э. его начали переводить на греческий язык. Согласно преда­нию, над переводом книг Ветхого Завета трудилось 70 книжников из Иерусалима, отсюда и само называ­ние Септуагинта, т.е. «перевод Семидесяти»⁵⁰. Библия, канонизированная христианской Церковью, существен­но отличается от иудаистского канона прежде всего тем, что содержит Новый Завет — собрание книг собствен­но христианского происхождения, излагающих основы христианского учения. Как христианская, так и рели­гиозная иудейская традиция окружают Библию орео­лом святости и боговдохновения.

С возникновением и распространением христиан­ского вероучения появилась потребность в объяснении и истолковании Священного Писания. Раннехристиан­ские писатели объясняли Священное Писание без опо­ры на какие-либо (формальные) принципы герменев­тики. Однако поскольку так называемые священные языки были родными языками для сирийских или гре­ческих писателей, которые хорошо были знакомы с тем, что для нас является библейской античностью, то они черпали свое вдохновение из ранней устной традиции, содержащей истинное объяснение многих трудных пас­сажей Священного Писания.

ные подпорки христианских писателей пошли на убыль, начали развиваться систематические принципы истолко­вания, приведшие к созданию экзегезиса, представляю­щего собой ветвь теологии, которая исследует и выража­ет подлинный смысл Священного Писания.

Если мы хотим понять, как развивалась библейс­кая традиция истолкования в целом, следует ознако­миться, хотя бы в общих чертах, с основами дохристи­анской (иудейской) библейской традицией истолкова­ния, которая существовала задолго до христианской экзегетики и была связана с особенностями вероучения и культурой древних иудеев.

Библейский (дохристианский) экзегезис поначалу представлял собой собрание правил, управляющих пра­вильным истолкованием книг Ветхого Завета, и поэто­му относился к герменевтике подобно тому, как язык к своей грамматике или как умозаключение к логике. Понятно, что люди говорили и рассуждали задолго до того, как появилась грамматика или логика, но во все времена и при всех обстоятельствах трудно правильно говорить и верно рассуждать без знания норм граммати­ки и логики. Точно так же первые и наивысшие принци­пы или законы герменевтики широко использовались в практике истолкования задолго до того, как сформирова­лась общая герменевтика. Так, уже во времена блаженно­го Августина правила истолкования были собраны в одну книгу, что позволило им стать известными и войти в тео­логическую практику без особых затруднений.

Их общий смысл состоит в том, что правила общей герменевтики могут быть универсального либо частно­го значения — они могут иметь значение для правиль­ного объяснения любой книги или документа. Наибо­лее непосредственный и простой метод определения значения рассматриваемого документа (или книги) со­стоит в последующей формулировке смысла, который автор намеревался передать. Такая формулировка, ис­

ходит ли она от самого автора или от другого лица (на­пример, комментатора), имеющего определенное зна­ние авторского замысла, называется аутентичным ис­толкованием.

Библейская герменевтика принадлежит к этому второму классу, но не потому, что правила общей гер­меневтики — универсальные правила экзегезиса — не применимы к священным книгам, но в силу того, что священный характер Библии требует дополнительных правил истолкования, которые не приложимы к мирским документам.

Наконец, о библейской герменевтике мы говорим, что она является либо общей, либо специальной — в зависимости от характера экзегетических правил, кото­рые она содержит. Она будет общей, если ее правила приложимы ко всей Библии в целом; она будет специ­альной, если они предназначены для объяснения лишь отдельных книг (например, Псалмов или Посланий апостола Павла). Но как логика видов содержит все существенные признаки родовой, так и специальная герменевтика содержит все экзегетические правила об­щей герменевтики. И так же специальная герменевти­ка охватывает все законы истолкования, налагаемые универсальной герменевтикой.

Таковы, в общих чертах, методологические требо­вания к использованию герменевтики в истолковании текстов Ветхого и Нового Завета.