Традиция как ценность существования социума

Консервативное начало не есть начало, насилующие и не должно быть им. Это свободно-органическое начало.

Н. Бердяев

Ценность Традиции во многом выступает определяющей для жизнеде­ятельности социума, символизируя темпоральное единство человечества, коллективного существования, ограниченного временем.

Брюль, В. Вундт, Б. Малиновский, М. Элиаде, Э. Фромм, С.А. Токарев, Б. Иорданский и др.), работы которых послужили методологической базой данного раздела.

а) объективные условия формирования ценности традиции

Следование традиции первоначально имело смыслом выживание и продолжение жизни предков в истории потомков. Ее основанием выступа­ет стремление к неограниченному во времени существованию, осуще­ствляемому через передачу генетической, энергетической и духовной ин­формации. Если ценность гармонии выражает устремленность к «укорене­нию» в природном бытие, то ценность традиции - устремление к «укорене­нию» во времени, в социальной истории. Биологическая цель - выживание, являющаяся первоначально природным фактором, усиливающим значи­мость традиции, постепенно уходила на второй план.

Другим основанием формирования ценности традиции выступает страх перед новым, никогда не бывшим. Это не только инстинктивный природный страх, но и экзистенциальный, метафизический по своей сути. Это страх перед собственным нестандартным решением и поступком, ко­торый не гарантирует успеха, но влечет за собой всю полноту ответствен­ности за его приятие. Если действие совершено в рамках утвержденной об­щественным мнением или законом традиции, ответственность за него и его следствия несет не только исполнитель, но и само общество. В худшем случае исполнитель всегда может быть обвинен в неверном понимании традиции. Действие вопреки традиции всегда предполагает индивидуаль­ную ответственность и кару в случае неудачи не только за сам поступок, но и за отход от традиционного стереотипа. По словам Шекспира, челове­ку «смирится легче со знакомым злом, чем бегству к незнакомому стре­миться», и следование, пусть даже одиозной традиции, привычней и спо­койней, нежели борьба с ней. Общество традиции - это общество коллек­тивных решений и коллективной ответственности. Оно избавляет индиви­да от постоянного стресса, сопутствующего состоянию выбора, позволяет ему гармонично включиться в социум, дает ощущение свободы от необхо­димости самому определять цели и средства деятельности. Психологиче­

ски такое состояние может быть расценено как душевно здоровое и ста­бильное. Однако это заключение не учитывает психологической и аксиоло­гической неоднородности общества, в котором всегда присутствуют инди­виды, стремящиеся к реализации собственных, не обусловленных мнением большинства целей и идей.

Третьим основанием формирования ценности традиции выступает «комплекс послушания», определенная «инфантильность» общественного субъекта, продолжающего даже во взрослом состоянии ощущать свою за­висимость от предка, Отца, Учителя, Бога. Такая зависимость может иметь своими причинами два различных фактора: страх и любовь. Если послуша­ние и следование связано со страхом перед осуждением и наказанием Отца, социальные отношения во многом имеют тенденции к авторитариз­му и деспотии. Если ориентир на традицию продиктован уважением и лю­бовью к предкам, их знаниям и ценностям, общество может развиваться в направлении самоуправления, правления старейшин, вождей, монархов, основанных на добровольном подчинении.

Традиционность как социальный принцип предполагает простое вос­производство сложившихся форм существования, следование установлен­ным ранее эталонам и стереотипам поведения, не подлежащим рефлексии и критике. Традиция как ценность общества предполагает стремление к сохранению и консервации существующих порядков, добровольное или насильственное подчинение нормам жизни предков, правилам большинства, имеющее своей целью не средства жизнедеятельности об­щества, но саму жизнь. Традиция оказывается воплощением связей чело­века с миром, обществом, предками, этносом, семьей. Эта связь, с одной стороны, ограничивает свободу и творчество личности, с другой - питает и наполняет индивидуальное существование энергией общества, рода, этни­ческой группы. По словам Э. Фромма, человек, «который познал самого себя и свою способность ощущать одиночество, стал бы беспомощной пы­линкой на ветру, если бы ему не удалось наладить эмоциональную связь с миром, которая удовлетворила бы его потребность: отнести самого себя к миру и быть с ним единым целым»^[277]. Благодаря тому, что человек остает­ся связанным с обществом традициями, он «добивается комфортного су­ществования в мире, однако, платит за этот комфорт непомерно высокую цену - становясь подчиненным, зависимым, а также соглашаясь на блоки­ровку развития своего разума»^[278].

не ограничением свободы, а обогащением внутреннего бытия обыденно­мыслящего субъекта систематизированным надындивидуальным знанием. Для человека, не имеющего способности к обоснованию своего видения мира, к творческой интерпретации и деятельности, к созданию собствен­ных смыслов и ценностей, традиция выступает главным основанием, поч­вой, отрыв от которой грозит опустошенностью и одиночеством. Вероятно поэтому всякое противостояние традиции, как правило, есть отказ от од­ной традиции во имя другой, бегство из-под влияния одних сил и покрови­телей к другим, которые видятся еще более могущественными. Что касает­ся тех индивидов, которые испытывают традицию как угрозу собственной свободе, то их положение, скорее, исключение из общего правила. Ориен­тируясь на внутренние ценности и обладая способностью к творчеству, они тяготятся рамками традиции и нормативностью жизнедеятельности, стремятся к воплощению собственных идей и целей.

б) традиция как значимая информация

Однако традиция это, прежде всего, информация, передаваемая во времени, из поколения в поколение, использование которой имеет обще­ственную значимость. Поэтому для системного исследования следует вы­делить источник этой информации, ее носителя (транслятора) и адресата. Источником традиции, прежде всего, выступает коллективное сознание, как единство коллективных переживаний, представлений и знаний. Носи­телем или транслятором информации, передаваемой от поколения к поко­лению, оказывается та часть общества, которая составляет некую «элиту памяти» - жрецы, шаманы, священнослужители, историки-летописцы и т.д. Также в этом качестве могут быть рассмотрены и надындивидуальные но­сители - книги, законы, заповеди, средства массовой информации.

в свое время отмечал, что мифы являют собой пример «сверх-терминоло- гической литературы», в которой «иной», внутренний пласт - самый глав­ный, существенный, несущий смысл того, что «вы видели и не прочли»^[279]. Разрыв с мифологической формой мировоззрения означает потерю этой возможности и переход на уровень дословной или письменной передачи части всей информации. Следует отметить, что мифологическое мышление было характерно не только для ранних обществ или современных «об- ществ-изолятов». Мировоззрение народов Востока в данном случае также выступает примером синтетического мироотношения, в котором сочетает­ся мифологический, религиозный, философский и научный уровни.

Западная культура, с начала новой эры стала рассматривать мифоло­гию как язычество и варварство, стремясь на официальном уровне заме­нить этот тип мировоззрения христианскими догматами. Христианские мифы, частично вбирали в себя предшествующую традицию, но всей пол­ноты ее многообразия уже не передавали.

В чем же состоят особенности и преимущества иррационального и ра­ционального способов передачи информации? Прежде всего, иррациональ­ный, символический способ позволяет передавать не только содержание информации, но и показывать отношение к ней. Мифы передают не только знания, но и ценности, не только информируя новые поколения, но и вос­питывая их. Кроме того, иррациональный способ позволяет транслировать значительные объемы информации через лаконичные знаки, символы, ключевые понятия (в том числе иероглифы) в результате кодирования. Внерациональная дешифровка кода в сознании индивида позволяет мгно­венно «считывать» весь поток информации без его логического анализа. Символ выступает проекцией переживания определенного явления, сосре­доточенной в одном понятии, знаке, «расшифровка» которого вызывает у него собственные ассоциации и сразу же включает это переживание в опыт самого индивида. «Расшифровка» происходит не посредством логического анализа, а интуитивно, зачастую неосознанно. Однако символический ме­

тод передачи информации имеет и свои ограничения. Внутренний личный опыт индивида, получающего информацию о прошлом, может вызывать неповторимые, нетипичные ассоциации и переживания, меняя содержание первоисточника. Знание, полученное таким способом имеет исключитель­но субъективную достоверность, оно не проверяемо со стороны другого. Аналогичность механизмов сознания и общее прошлое человечества не га­рантируют того, что одни и те же символы и образы будут одинаково вос­приняты всеми членами общества.

Научное, рациональное знание, как известно, имеет главными крите­риями достоверности объективность, всеобщность и необходимость. Пись­менность (неиероглифическая), сопутствующая такой передаче информа­ции основывается на буквах, не имеющих самостоятельного значения и смысла. Информация уже воспринимается не в виде целостных и субстан­циональных образов, а как множественность и фрагментарность отдельных сущностей. Поэтому становятся возможными и необходимыми такие про­цессы мышления как логический анализ и синтез. Слова и термины, коди­рующие информацию, подвергаются собственному анализу, с которого на­чинается любое исследование. Информация становится сведением о каче­ствах и свойствах объектов, но не знанием самого объекта. Традиция, пере­даваемая рациональным методом, постоянно подвергается проверке на предмет логичности и объективности, отсюда возникают основания для ее критики и отрицания.

В истории человечества существует три основных типа отношений к традиции. Прежде всего, это «традиция как всеобщий закон» - тип отно­шений, характерный для гомеостатических обществ. Следование традиции здесь охватывает все сферы жизнедеятельности - от повседневных, быто­вых, до высших духовных. Отступление от традиции равнозначно преступ­лению и карается как общественным мнением, так и общественным судом. Второй тип отношений - «традиция как основа духовного бытия», харак­терен для обществ, так называемого «традиционного» типа. Следование традиции здесь - идеал и ценность духовной и культурной жизни, в то вре­мя как в адаптационной и экономической сферах общество развивается, активно применяя инновации. Третий тип отношений «традиция - источ­ник отрицания, движения к новому», как одна из необходимых сторон, со­ставляющих противоречие, - характерен для обществ «инновационного» типа. Его особенностью является не просто «голое» отрицание традиции, отказ от нее, а утверждение нового посредством конструктивной критики старого. Традиция и здесь выступает необходимой составляющей развития но, не сама по себе, а как средство для рождения нового знания.

в) традиция как всеобщий закон

Общества, в которых традиция выступает в качестве всеобщего зако­на, где ее ценность является наивысшей, отличаются особой устойчиво­стью и стабильностью жизнедеятельности. При полной изоляции и сохра­нении устойчивости внешней среды они, вероятно, могут существовать не­ограниченно долго, что свидетельствует о прочности и совершенстве есте­ственной системы связей. Однако оба необходимых условия сегодня исче­зают в процессе интеграции мира и необратимых изменений среды. В тоже время для европейцев подобная устойчивость развития не является ценной. Напротив, ее рассматривают как «застой», неспособность к каче­ственному росту, совершенствованию системы. В частности, Н. Гумилев в концепции этногенеза отводит подобному равновесию последнее место в судьбе социума, свидетельствующее об угасании, растрате его творческой, пассионарной энергии. Следуя этой логике, придется признать, что совре­менные «первобытные» народы - результат развития и деградации пред­шествующих цивилизаций, не оставивших никаких свидетельств о своем существовании. Позволим себе, не согласится с таким подходом. Прежде всего, гомеостаз или состояние устойчивого равновесия социума в среде обитания не может быть «бесконечно долгой старостью» этноса. Законы цикличности и отрицания отрицания (если именно они брались за основу теории развития этноса от бурного роста к упадку) неизбежно должны из­менить этот этап. Если же рассуждать в рамках органической парадигмы, то данное состояние также неизбежно должно окончится агонией и смер­тью. Но гомеостатичные общества не демонстрируют тенденций к подоб­ным переменам. Вероятно, этот способ жизнедеятельности не начало и не результат «нормального» для европейской модели способа развития обще­ства, а иной вариант существования и адаптации, стремящийся не к каче­ственному росту, а к поддержанию естественного гармоничного баланса со средой обитания. Традиция в этом случае оказывается главным условием и средством для достижения подобной цели.

Современные этнографы и антропологи свидетельствуют, что совре­менные первобытные народы стремятся избежать любых нововведений и изменений. По мнению Б. Малиновского, следует признать, что «в прими­тивных обществах традиция представляет собой наивысшую ценность для общины, и ничто не имеет такого значения, как конформизм и консерва­тизм ее членов»^[280]. Английский антрополог полагает, что цивилизацион­ный порядок требует строгого соблюдения обычаев и следования законам, полученным от предшествующих поколений. «Та порция знаний, которой обладает человек примитивной культуры, те социальные институты, кото­рые организуют его жизнь, и те обычаи и верования, которым он следует, все это - бесценное наследие тяжелого опыта его предков, добытого непо­мерными жертвами. Таким образом, из всех его качеств верность традици­ям является важнейшим, и общество, сделавшее свои традиции священны­

ми, достигло тем самым неизмеримого успеха в деле укрепления своего могущества и своей стабильности»^[281], - заключает Б. Малиновский.

К аналогичным выводам приходит В.Б. Иорданский в работе об осо­бенностях архаичного сознания: «С опасением встречали люди отклонение от привычных норм, даже если они носили благоприятный характер. Найдя золотой самородок, жители Верхней Гвинеи совершали жертвопри­ношения, опасаясь, чтобы этот дар богов не обернулся для них несчастьем»^[282]. Анализ мифов и стереотипов поведения таких народов дает основание отечественному этнографу сделать вывод, что важной чертой духовной ориентации этих народов выступает идея порядка как воплоще­ния тяги к неизменности и сохранению социальной однородности. Еще од­ной доминантой сознания можно считать идею ритмичности, заимствован­ную в природе (в том числе и самого человека) и соответствующую духу традиции. Регулярное повторение какого-либо образа, знака, жеста, закли­нания или песни «подтверждало извечность выражаемых тем самым идей и представлений, более того, извечность заключенного в них содержания».^[283]Подобные выводы содержатся и во многих аналогичных зарубежных и отечественных исследованиях, свидетельствуя об том, что современные первобытные народы демонстрируют иные приоритеты раз­вития по сравнению с динамикой европейского общества.

Традиция предполагает, что действия членов общества становятся ав­томатическими, не подвергаются рефлексии, логическому анализу. В тоже время они в значительной степени связаны с эмоциями, переживаниями, стремлением к оптимальному, благополучному финалу. То есть - это при­мер вырабатывания у человека безусловного рефлекса, способствующего принятию быстрых решений в Ответ на те или иные Вызовы бытия. Тради­ция формируется через постоянное требование тех или иных стандартных действий и наказание за неисполнение, нарушение табу, по сути, прирав­нивается к греху (Л. Леви-Брюль, Б. Иорданский). Если ей сопутствует ри­туал (как это происходит в религиозной сфере), то механизм формирова­ния инстинкта становится еще более отчетливым. Совокупное исполнение тех или иных требуемых установлений интенсифицирует переживание отдельных индивидов и способствует более глубокому вытеснению в об­ласть бессознательного. По мере того, как действие перестает осознавать­ся, оно становится более устойчивым и, как кажется человеку, свойствен­ным самой его природе.

Рассмотрим отдельный пример. В австралийском мифе «Откуда по­явилась смерть» мы видим формирование традиции моногамии, а также утверждение патриархальности. Рассказ начинается со времен, когда смер­ти на Земле еще не было. Она появилась впервые как наказание женщине

за измену мужу в виде смерти их ребенка. Миф утверждает ключевые ценности общества: жизнь, семья, дети, честность, долг. Виновной в появ­лении смерти выступает женщина, что показывает укрепление в данном обществе патриархальных отношений. История учит, что не исполнение традиции способно породить самое страшное зло. Постепенно эти мораль­ные требования оказываются всеобщими и уже не вызывают сомнений. Честность и долг становятся синонимами блага и, следовательно, сопут­ствуют укреплению жизни. Исключения из стереотипа подвергаются нака­занию практически во всех религиях и системах морали. Полигамия подсо­знательно рассматривается как противоестественная, ненормальная форма отношений (хотя к утверждению этого большее отношение имеет не при­рода, а общество).

Традиция формирует связь между поколениями и между членами в обществе. Ее важнейшей скрытой задачей является наполнение смыслом жизни умерших. Это в первую очередь необходимо для живущих, стремя­щихся продлить упрочить свое бытие во времени, пространстве, в жизни других, в их поведении и ценностях. Традиция - это своего рода проти­востояние человека смерти, забвению. Это попытка самостоятельного ре­шения проблемы обретения вечности без обращения к Абсолюту и мисти­ческим силам. В этом отношении роль традиции предельно высока. Вклю­чение в процесс следования традиции наполняет смыслом и значимостью индивидуальное бытие личности. Человек начинает осознавать себя как часть более значительного по сравнению с ним в отдельности целым, что неизбежно способствует повышению и его самооценки. Зачастую мы склонны видеть в традиционных формах мировоззрения незначительную ценность личностного, индивидуального. Это было бы справедливым, если бы мы рассматривали индивида вне целого, вне традиции. Следование освященному в веках правилу, ритуалу, этикету, церемониалу - делает жизнь индивида больше, чем жизнь отдельной личности. Ценность рода, предков, тотема, от которых и «берет начало» отдельный индивид стано­вятся основаниями и для его личной значимости, даже если его роль в об­ществе предельно низка.

С другой стороны, традиция имеет ключевое значение для наделения определенной ценностью жизни Другого. Поскольку индивид наделяет значимостью традицию, идущую от предков он осознает (или ощущает) себя частью некой целостности, в которую включены и другие, ныне живу­щие. Те, кто следуют единым традициям, соединяются невидимыми, но чрезвычайно устойчивыми связями. Традиция как коллективный феномен способствует рождению ощущения и осознания своего единства с други­ми. Это не значит, что все следующие одной традиции отличаются терпи­мостью и уважением по отношению к Другому. Возможен и противопо­ложный вариант, когда отношения строятся на основе жесткого подчине­ния и использования Другого. Но и в этом случае индивид рассматривает

Другого, как связанного с собой, подобно отношениям хищника и жертвы, творца и материала для творчества. Традиция, таким образом, способству­ет восприятию Другого как «необходимого для меня» (в духовном или практическом смысле - в зависимости от уровня нравственного развития субъекта).

Можно заключить, что традиция это, во-первых, условный рефлекс, удобные, найденные кем-то, кто лучше нас, ответы на проблемы, возни­кающие в жизни. Во-вторых, это исключительно человеческий способ на­хождения смысла жизни и реального варианта обретения бессмертия (или долголетия) в жизни и ценностях своих потомков. И, в-третьих, это способ взаимодействия индивидов в обществе, позволяющий осознать ценность Другого для своего бытия. Физиологические процессы оказываются моти­вированными экзистенциальными формами и смыслами, программирую­щими физические явления.

Традиция в коллективных представлениях современных первобытных или гомеостатических народов выступает не самоценностью, или ценно­стью-целью, а функциональной ценностью, или ценностью-средством, слу­жащей достижению состояния равновесия, гомеостаза, целостности, гар­монии всех компонентов природно-социальной системы. Традиция здесь оказывается обладающей высшей значимостью в связи с тем, что способ­ствует сохранению жизни в ее достигнутом качестве и ее продолжению в памяти потомков (1), единению членов общества во времени и про­странстве (2), регуляции всех видов отношений в коллективе (3), основани­ем духовного комфорта его членов, не связанных со страхом и риском при­нятия собственных решений (4). Можно сказать, что ориентир на тради­цию способен сделать жизнь общества оптимальной при выполнении нескольких условий: сама традиция должна быть безупречной, числен­ность социума должна быть контролируемой и постоянной, среда обитания должна быть стабильной. В практической жизни достижение каждого их этих условий в отдельности, и тем более в совокупности, проблематичны. Поэтому жизнедеятельность современных первобытных народов вряд ли можно считать идеальным типом общества, хотя она и выступает весьма устойчивой в экологическом и социальном отношениях. Если ориентир на утверждение традиции для этих народов можно назвать устремленным в настоящее, то образ жизни народов традиционного типа цивилизации сви­детельствует об обращении к прошлому.

г) традиция как основа духовного бытия

Отказ от полного подчинения традиции - вторая ступень развития че­ловека в направлении свободы. (Первая состояла в преодолении полного подчинения инстинктам.) Этот отказ предоставил не только возможность выбора среди многих альтернатив, но породил чувство неуверенности, в

дальнейшем сопутствующее истории человечества. В гомеостатических обществах попыткой «освобождения» от постоянной ответственности за свой выбор выступала традиция. Цивилизация же отличалась качествен­ными изменениями в адаптационной, хозяйственной, социальной сферах. Цивилизации традиционного типа при этом сохранили ориентир на следо­вание традиции в духовной и отчасти социальной сферах, в то время как техника и технология постоянно совершенствовались, численность населе­ния увеличивалась, дифференциация порождала новые сословия и взаимо­отношения. Однако путь перемен неизбежно оказывался трагичным, болез­ненным и «золотые века» все прочнее ассоциировались с прошлым, когда человек был един с миром природы, создателем, духовным абсолютом. Поэтому духовными и нравственными ориентирами этого типа цивилиза­ции стали ценности предков, следование которым могло внести, по мне­нию их лидеров, стабильность и порядок в «смутные» времена. Стремле­ние к консервации мировоззренческих ориентиров и ценностей характерно для народов традиционных обществ, что отражает их название. Так, Л.С. Васильев отмечает: «На Востоке всегда ценилась консервативная стабиль­ность. Как правило, никто, никогда не был заинтересован в ее нарушении. Всех - и власть имущих, и рядовых производителей, и нашедших свое ме­сто рядом с хозяином слуг и рабов, и даже разбогатевших частных соб­ственников ... - устраивал образ жизни, который они вели. И более всего они боялись перемен . ..»^[284]Как историк-материалист Л.С. Васильев связы­вает эту особенность с тем, что на Востоке почти отсутствовал класс част­ных собственников, а те, что были, страшились рынка и его непредсказуе­мости. Но если говорить о причинах своеобразия традиционного типа об­ществ по сравнению с западно-европейским (античным), то на первый план выходят не особенности техники, технологии и социального строя (во многом сходные в тот период), а само отношение к миру. Тяга к порядку и покою перевешивала стремление к прибыли и улучшению своего положе­ния даже среди тех, кто обладал возможностью ведения собственного дела.

Ориентир на традицию проявлялся в следующих тенденциях: утвер­ждение высшего авторитета предков, древних документальных источни­ков, необходимость прецедента, отказ от нововведений или принятие ново­го только после многократной проверки. Значительную роль в претворе­нии ценности традиции в реальность играли экономический, социальный, политический и религиозный факторы. Экономическая жизнь традицион­ных обществ отличалась консерватизмом в области техники и технологии, незначительной ролью свободного рынка, контролем власти над произ­водством и распределением основных продуктов и средств. В социальной жизни традиционность проявлялась в жесткой иерархичности, корпоратив­ности, регламентации всех видов общения, следовании кастовым и сослов­

ным принципам (наиболее ярко это проявилось в Индии). В политической жизни традиционность связана с утверждением воли коллектива по отно­шению к отдельному индивиду, с одной стороны, и тяготением к деспотиз­му, с другой. Коллективизм обуславливал связь членов общества, соеди­ненных традицией. Но общества, в которых силен коллективный дух, как известно, стремятся к упрочению влияния одного лидера. Деспотия, в свою очередь, также стремится к воплощению ориентира на традицию, ибо по­следняя обосновывает ее собственное царственное положение. Религи­озная жизнь также оказывается тесно связанной с традиционностью, что в наибольшей степени проявилось в конфуцианстве и исламе. Несвобода духа, собственного отношения к миру и обществу, жесткость официальной доктрины, ее нормативный характер - все это свидетельствовало о догма­тичности официальных религиозных конфессий. По мнению А.А. Ивина, традиционализм выступает характерным стилем именно коллективистско­го типа мышления, при котором «даже просто не стандартизированное по­ведение» вызывает осуждение большинства, а следование установившимся образцам поведения, регламенту «расценивается как несомненная мораль­ная доблесть и не кажется стесняющей индивида»^[285]. В пределе своего раз­вития традиционализм тяготеет к консерватизму и догматизму. В целом, соглашаясь с этим выводами, отметим, что данные приоритеты и установ­ления характеризуют не только стиль мышления, но и определенным об­разом ориентируют материальную и социальную сферы жизнедеятельно­сти общества. В истории инновационного типа цивилизации традиция так­же играла значительную, хотя и несколько иную роль.

Традиция выступает своеобразным каналом связи, соединяющим жи­вущего с умершими, потомков с предками, индивида с обществом. Тради­ция позволяет каждому занять определенное, гарантированное место в си­стеме отношений, где ему будет гарантированно определенное отношение со стороны других. Рассмотрим некоторые примеры. Как известно, одной из самых жестоких, по мнению европейцев, традиций в Индии был обряд самосожжения вдов (сати) - берущий свои истоки в древности, когда роль женщины в социальной системе была предельно низкой. Когда в XX веке этот закон был отменен, по Индии прокатилась волна демонстраций возму­щенных женщин, не желающих этого права. Сати традиционно был овеян ореолом почета и уважения. Женщина, добровольно умирающая вслед за мужем, наряжалась в лучшие одежды, этот день был днем наибольшего уважения к ней со стороны всех родных. Оставшись же вдовой, женщина теряла возможность быть уважаемой родственниками, и в дальнейшем это положение оказывалось не многим лучше смерти (которая, как известно не расценивается здесь как зло). В Европе сложилась иная традиция. В Древнем Риме, например, положение женщины после смерти или пленения

мужа (воина) «дозволяло другое супружество по истечении пяти лет»^[286](о чем свидетельствуют Дигесты Юстиниана). Жизнь (по крайней мере, жизнь граждан) здесь рассматривалась как нечто более ценное, в силу ее уникальности, неповторимости, и если традиция поддерживала ее значи­мость, она оказывалась достаточно устойчивой. Традиция, как видно, им­манентно связана с мировоззрением, представлениями о жизни и смерти, ее устойчивость детерминирована обеспечением оптимального варианта существования в соответствии с верой человека в высший смысл и наде­ждой на вечность. Следование традиции предполагает, что каждый, испол­нивший долг, свободен от неожиданного, нестандартного, противоречиво­го. В этом заключен определенный парадокс: исполняя требование, мы оказывается свободными от тех, кто их устанавливает.

В обществе традиционного типа оценка тех или иных действий, явле­ний человеком была связана с соотнесением с традицией, то есть с пережи­ванием собственного опыта в категориях коллективного сознания, овеще­ствленного в «религиозном или социальном ритуале, в образцах поведения или литературном этикете» (Д.Э. Харитонович)^[287]. Коллективность созна­ния, имманентно связанная с традицией, ориентирует каждого индивида на оптимистическое видение жизни, независимо от ее актуального уровня. Единство общества, связанного традицией, позволяло избавиться от мно­жества страхов, и даже от страха смерти. Человек, испытывающий соли­дарность со своей семьей, обществом, часто не осознавал смерть как лич­ную драму. Так, для европейца эпохи средневековья смерть была есте­ственным, обыденным явлением. Отсутствие страха перед ней было обу­словлено, с одной стороны, связями своей жизни с жизнью других, и, с другой, - с надеждой на вечное царствие небесное, в которое после второго пришествия войдут все, кроме самых тяжких грешников. Таким образом, можно сказать, что традиции в отношении к смерти близкого, браку, и к другим менее значимым событиям в жизни человека помогали пережить переход в новое состояние, сделать его более естественным, общеприня­тым.

Традиция в условиях цивилизации (традиционного типа) оказывается, как ни парадоксально, фактором, способствующим устойчивости положе­ния личности в обществе, поскольку связывает его значимость с ценно­стью общества в целом (1), позволяет занять определенное место в соци­альных отношениях, с гарантированными правами и обязанностями (2), оптимистически решать важнейшие смысло-жизненые вопросы (3), быть уверенным в будущем (4).

д) традиция как источник отрицания

Традиция в инновационном обществе выступает ключевым фактором, с преодолением которого происходит реализация данного исторического типа. Ценность традиции в гегелевской философии могла бы сравниться с ролью «тезиса», наличие которого необходимо для процесса становления также как и его отрицание. Именно поэтому мы назвали данный тип отно­шения к традиции «источником отрицания, движения к новому».

Ценность традиции в инновационном обществе выступает в качестве средства, материала, служащего основанием для движения к новому каче­ству. Стремление преодолевать традиции становится характерной чертой данного типа цивилизации, благодаря чему мы называем присущее ему мышление критическим. Впервые подобный тип мышления исследователи фиксируют в античности. По словам Р. Тарнаса, грекам удалось создать «мощную традицию критической мысли. И одновременно с развитием этой традиции и этого поиска появилось на свет и западное мышление»^[288]. Критичность мышления выражалась, во-первых, в попытке нахождения ра­циональных, а не мифологических ответов на вопросы о сущности мира и явлений. Как известно, первыми подобный труд предприняли представите­ли Милетской и Элейской школ. В этом случае в роли традиции выступа­ло старая мифология и мистика, в той или иной форме еще присутствую­щая и в идеях философов. Например, Фалес признавал как единую, объединяющую все явления первоматерию и божественную вездесущность («все есть вода» и «мир полон богов»). Особенно ярко переплетение ми­стических и рациональных идей проявляется у пифагорейцев. Божествен­ная гармония мира, по мысли основателя школы, могла быть постигнута лишь символически - через числа и фигуры. Однако мистериальные та­инства в рассуждениях Пифагора непосредственно соприкасались с мате­матической логикой и геометрическими расчетами.

Во-вторых, критичность выражалась в отсутствии страха перед авто­ритетом Учителя, основателя традиции (в данном случае, уже философ­ской и культурной). Знаменитое «Платон мне друг, но истина дороже», сказанное Аристотелем в адрес самого уважаемого мыслителя Афинской школы, свидетельствует, что критика была свойственной западной культу­ре еще со времен ее становления. Парменид отверг идею развития милет­цев и Гераклита, Аристофан парадировал Еврипида, Демокрит поставил под сомнение бессмертие души и существование богов, Сократ попрал тра­диции натурфилософии и софистики, Аристотель отрицал трансцендент­ный характер «мира идей» Платона и его теорию вечной души, киники бросили вызов традиционным нравам и ценностям греков и т.д. Греческое мышление в целом отличалось высоким динамизмом развития, постоян­ным приращением знания. Традиция в этой случае выступала лишь сред­

ством для образования и вынашивания новых идей. Изменения наступили лишь с утверждением христианской идеологии. Но средневековье во многом было ближе к традиционному типу цивилизации, нежели к иннова­ционному (хотя и здесь мы можем найти не мало примеров критики: номи­нализм против реализма, Абеляр против августинианства, Фома Ак­винский против Ансельма Кентерберийского и т.д.). Впоследствии критич­ность становится характерной чертой европейского мышления, проявляю­щейся уже в борьбе со схоластикой, догматизмом, а затем, в XX веке - с рационализмом, механицизмом и натурализмом. Этот тип творческого со­знания всегда предполагающий авторство, персонализм, развивающийся имманентно самой инновационной цивилизации.

Основанием критического типа мировоззрения Запада выступает ин­теллектуальность, рационализм мышления. Обоснование этому в «Фено­менологии духа» сформулировал Гегель, показав механизм развития ново­го, его источники и направленность. Каждый из компонентов триады в этом контексте имеет собственную ценность. Традиция как основа, тезис, Ничто - выступает возможностью развития, антитезиса и синтеза, появле­ния Нечто и Бытия. Традиционализм, не ставший характерным для запад­ного мышления, стал, тем не менее, одним из источников формирования творческого, инновационного, критического мировоззрения. Другим ис­точником этого типа мышления оказался дух критики и само стремление к новизне, двигающее мысль и общество вперед, несмотря на страх перед возможностью ошибки.

Следует заметить, что практической основой для утверждения данной модели развития общества была достаточная степень свободы личности и гарантии, обеспечивающие возможность противостояния традиции. Одним из слагаемых этого была частная собственность у обеспеченных сословий, и ее отсутствие - у остального населения. И то и другое способствовало развитию самостоятельности у высших классов и революционности у низ­ших. Восточная модель, как известно, отличающаяся сосредоточением собственности в одних руках в древние периоды истории и высокой ролью общинной собственности в дальнейшем не имела практических оснований для гарантии подобных проявлений самостоятельности.

Западная модель продемонстрировала в истории, как свою силу, так и ограниченность. В современном мире, когда возникла проблема чрезмерно быстрого развития науки и производства, за которым уже «не успевает» сам человек, встал вопрос о необходимости поиска модели «устойчивого развития». Консерватизм и традиционность в этой связи стали рассматри­ваться как ценность, значимая не только для восточной модели развития, но и для человечества в целом. Подобные суждения, однако, еще не укоре­нились в сознании людей инновационных обществ, и большая их часть по­лагает, что решить современные проблемы помогут не традиции, а более

совершенные инновации. В этом состоит еще один аксиологический пара­докс нынешней эпохи.

Подведем некоторые итоги. Как видно традиция выступает одним из важнейших ценностных приоритетов человечества в различных типах об­щества и различные периоды истории. Экзистенциальная сущность ценно­сти традиции состоит в том, что она позволяет положительно решить клю­чевые смысло-жизненные вопросы. Среди них вопрос о смысле отдельной жизни, которая получает значимость в условиях органического единства всех представителей социума, соединенных традицией. Кроме того - важ­нейший вопрос личного бессмертия, решение которого становится возмож­ным через преодоление забвения, через увековечение ценностей одного поколения в памяти другого благодаря наследованию традиции. В гомео­статическом, традиционном и инновационном обществе роль традиции имеет свои характерные черты, но в каждом из случаев она является источ­ником единства, целостности общества. Общества, в котором тенденции к утверждению старого и возникновению нового находятся в равновесии, или какая-либо из них преобладает.

4.4.