4. УНИВЕРСАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ?

Даже при том, что мы видим некоторую неопределенность в той форме, которую принимает теория справедливой войны, нельзя не отметить, насколько универсальной остается эта теория. Почему это так — объяснить нелегко, но можно попытаться дать следую­щее правдоподобное объяснение.

пеха также побуждает нас вести себя разумно, опять напоминая нам, что прежде чем начать действовать, нужно осуществить оценку издержек и выгод. Даже принцип легитимной власти по­буждает нас вести себя разумно, содействуя тому, чтобы общество позволяло принимать важные решения о войне только тем, кто наделен законной властью (т.е. тем, кто, как хотелось бы надеять­ся, наиболее компетентен). Таким образом, поскольку теория справедливой войны основывается на процедурных соображениях, которые тесно связаны с признаваемыми всеми разумом, логикой и ясным мышлением, понятно, что в этой теории есть тенденция к обладанию универсальным статусом.

Но какова ценностная часть структуры теории справедливой войны? Насколько можно считать ее универсальной? Вспомним, что ценностная часть теории справедливой войны является гума­нистической. Она утверждает, что всем без исключения людям следует уделять равное внимание.

Однако гуманизм — учение, согласно которому все люди до­стойны заботы, имеет гораздо более древние и широкие истори­ческие корни. Первоначально христианство было (и все еще оста­ется во многих своих формах) гуманистическим в том своем представлении, что каждый из нас есть дитя Божие. Согласно этому учению, не имеет значения, богат человек или беден, стар или млад, каков цвет его кожи, — все мы чего-то стоим и являемся ценностью в глазах Бога. Древнегреческая культура не отличалась гуманистическим мировоззрением. Например, в рамках этой куль­туры весьма редко порицалось рабство. Однако даже в этой культурной среде стоики призывали выйти за пределы узкогречес­кой этнической идентичности, а каждого человека рассматривать как играющего в Космосе свою уникальную роль. В Индии уни­версальным в своем представлении о человеке был буддизм. Бла­годаря такому представлению особой привлекательностью буд­дизм обладал для бедных. Как учение он также получил большое

распространение, поскольку учил тому, что спасение предназна­чено не только для какой-то одной особой касты, но вообще для всех людей. Гуманистическое мышление прослеживается в тради­ции китайской мысли. Конфуций и Мо-цзы развили соответствен­но понятие человечности (жэнъ) и всеобщей любви. Человечность открыто проявляет заботу о каждом человеке. В школу Конфуция приглашались учиться все независимо от того, были они из про­винции или из столицы, богатыми или бедными. Понятие всеобщей любви Мо-цзы буквально означает именно то, на что указывает. Мы должны проявлять равную заботу о каждом человеке. В самом деле, согласно Мо-цзы, предполагается, что мы должны заботить­ся о родителях других людей в той же степени, что и о своих родителях.

Гуманистические представления не универсальны в том смысле, что их утверждают все, однако они обнаруживаются во многих культурах и в разные исторические эпохи. Этот вывод находит свое подтверждение в сравнительном исследовании общественного мнения во Франции, России, Великобритании и США^[527][528]. Согласно результатам исследования, проведенного в 1999 г., общественное мнение в этих странах в высокой степени осознает моральное значение принципов категории jus in belief.Лишь от 1 до 4% респондентов считают, что для ослабления врага допустимо напа­

дать как на комбатантов, так и на гражданских лиц. Это означает, что у тех, кто неразборчив в средствах ведения военных действий, общественная поддержка очень слаба. Анализ мотивов такого отношения дает примерно аналогичную картину статистических данных. Апелляция к защите прав человека — это главная причина отказа от нападения на гражданских лиц (55% во Франции, 63% в России, 66% в Великобритании, 51% в США). Кроме того, 63% респондентов в Российской Федерации ссылаются на свой личный моральный кодекс — понятие, менее заметное в Великобритании (30%), США (29%) и Франции (44%). Гораздо меньше людей, обосновывая недопустимость нападения на гражданских лиц, апеллируют к религии, праву и родной культуре^[529].

Разумеется, такое квазиединодушие в поддержке общего прин­ципа различия в данных четырех странах резко уменьшается, когда респондентам задают вопросы относительно конкретного при­менения этого принципа. Лишение гражданских лиц враждебного государства пищи, медикаментов или воды с целью ослабить врага принимается 28% населения России, 25% — Великобритании, 36% — США и 18% — Франции. Нападение на религиозные и исторические памятники приемлемо для 15% населения России, 35% — Великоб­ритании, 36% — США и 23% — Франции. Можно сказать, что значительная часть общественности отстаивает принцип различия, не обязательно осуществляя на практике все его конкретные приложения. Тем не менее даже при конкретном обсуждении этого принципа все же гораздо больше тех, кто его поддерживает.

Отчасти это всеобщая поддержка принципа различия в разных странах с весьма разными военными традициями может быть результатом пережитых ужасов двух мировых войн, сотен многих других войн, которые вспыхивали в течение XX в., и тех войн, которые разгораются уже в XXI в. Кроме того, такая реакция существует, видимо, благодаря развитию международного права и проявляемой им озабоченности относительно соблюдения прав че­ловека. Наконец, можно предположить, что причина такой реакции связана с развитием средств массовой информации, которые способ­ствуют распространению идеологии гуманизма. Каковы бы ни были эти причины, в мире становится все больше стран, которые

всерьез разделяют гуманистические идеи. Даже те страны, кото­рые не верят в права человека, не могут не говорить о них. Высказываясь так, будто они следуют принципам гуманистической этики и соблюдают требования теории справедливой войны, соот­ветствующей этой этике, эти государства невольно способствуют укреплению представления об обоснованности гуманизма.

Таким образом, хотя гуманизм, строго говоря, не является универсальным учением, он получает повсеместную поддержку. А поскольку это так, то государствам все труднее открыто игно­рировать гуманистические принципы и, следовательно, теорию справедливой войны.