ПОЛИТИКА В УСЛОВИЯХ ЯДЕРНОГО КРИЗИСА: КАРИБСКИЙ РАКЕТНЫЙ КРИЗИС 1962 г.

Приведем несколько классических рекомендаций, которым надо следовать с целью предотвращения вооруженных конфликтов при

ухудшающихся обстоятельствах^[210]. Во-первых, государства не должны прерывать дипломатические отношения, как это они часто делают в условиях эскалации конфликта, но, наоборот, сохранять открытыми все каналы связи.

Исключительная важность этих рекомендаций для разрешения конфликта была продемонстрирована во время Карибского (Ку­бинского) ракетного кризиса в 1962 г.^[211] Благополучное преодоле­ние этого кризиса доказывает особую важность контактов высше­го руководства как на формально-дипломатическом, так и на неформальном уровнях. Сам кризис возник на фоне ухудшения в 1959—1961 гг. советско-американских отношений. США размести­ли ракеты средней дальности в Великобритании, Италии и Турции. Размещение ракет в Турции как соседнем с СССР государстве представляло особую угрозу советской безопасности: размещен­ные там ракеты могли достигать центральных районов СССР в самые короткие сроки.

большим количеством межконтинентальных ракет и подводных лодок, чем СССР^[212].

C советской точки зрения эти изменения перевели угрозу на качественно новый уровень. Баланс сил между двумя сверхдержа­вами оказался под вопросом. Советские лидеры понимали, что у них нет ни ресурсов, ни времени для изменения ситуации посред­ством разработки и развертывания новой ракетной технологии. Напряженность в отношениях между двумя странами усугублялась и другими факторами, в частности возведением в 1961 г. Берлин­ской стены. Вместе с тем у США вызывал все большее беспокой­ство революционный режим Фиделя Кастро на Кубе, свергнувший диктатуру генерала Фульгенсио Батисты в феврале 1959 г. Напря­жение в отношениях между США и Кубой резко нарастало. Американская администрация применила к острову экономические и политические санкции и даже организовала в отношении нового режима подрывные акции. В этих условиях Фидель Кастро пошел на усиление экономических и военных связей Кубы с СССР^[213]. C целью противостояния Кубы американскому давлению и пред­отвращения вторжения на остров советские руководители предло­жили Кубе широкую военную помощь. Сначала СССР взял на себя обязательство предоставить Кубе обычных вооружений и амуни­ции на сумму до 150 млн долларов^[214]. Но в мае 1962 г. Н.С. Хрущев решил разместить на Кубе ядерное оружие. По его мнению, этот шаг должен был не только предотвратить американское вторжение на Кубу, но и восстановить стратегический паритет между сверх­державами в мире. Советский Генеральный штаб разработал опе­рацию по транспортировке значительного воинского контингента через Атлантику. C июля по сентябрь около 43 тыс. солдат были тайно посланы на Кубу^[215]. Первые ракеты Р-12 были доставлены на остров к концу сентября. 164 ядерные боеголовки были доставле­ны позже^[216].

Получив информацию о размещении советских военных сил на Кубе, американская администрация решила действовать^[217].

В эскалации конфликта сыграли свою роль и Куба, и Турция. Кастро не видел причин не сбивать пролетающие над островом самолеты-разведчики У-2^[222]. А Турция выразила свое несогласие относительно предполагаемого вывода американских ядерных ракет из страны, апеллируя к тому, что ракеты являются «...сим­волом решимости НАТО использовать ядерное оружие против русского вторжения в Турцию, будь то силами мощных обычных вооружений или ядерного оружия»^[223].

Мир был на грани новой мировой войны. Однако, к счастью, руководители двух сверхдержав не оборвали связей друг с другом. 25 октября Кеннеди в своем письме Хрущеву еще раз разъяснил американскую позицию и выразил свое сожаление по поводу ухудшения советско-американских отношений. Как бы намекая на некоторые различия между своими взглядами и взглядами своих военных советников, Кеннеди готов был допустить, что у Хрущева могли быть аналогичные проблемы^[224]. Советский руко­водитель понял эти слова так, что американцы готовы к ком­промиссу. В длинном письме, датированном 26 октября, он, со своей стороны, разъяснил позицию своего правительства. Не прибегая к языку конфронтации, он призвал к взаимопониманию и заключил свое послание следующим предложением к Кеннеди: «Давайте же продемонстрируем государственную мудрость. Я предлагаю: мы со своей стороны заявим, что наши корабли, направляющиеся к Кубе, не имеют на борту какого бы то ни было оружия. Вы заявите, что Соединенные Штаты не нападут на Кубу посредством своих вооруженных сил и не поддержат какие-либо силы, намеревающиеся предпринять вторжение на Кубу. Тогда необходимость в присутствии наших военных спе­циалистов на Кубе будет снята»^[225].

Но этот новый язык еще не гарантировал немедленного ослаб­ления напряженности. 27 октября американский разведыватель­ный самолет был сбит, пилот погиб. Фидель Кастро направил Хрущеву послание, в котором сообщал о неминуемости вторже­ния.Чтобы выиграть время в проходивших переговорах, советское правительство решило на этот раз использовать довольно необыч­ное средство дипломатического сообщения. Послание Хрущева Кеннеди было передано по московскому радио, а его копия была послана Генеральному секретарю ООН. В этом послании вывод советских ракет с Кубы был связан с соглашением о выводе американских ракет из Турции. Кеннеди ответил тем же необыч­ным способом — он передал письмо средствам массовой инфор­мации. Этот обмен письмами привел к положительным резуль­татам.

В течение всего переговорного процесса были выявлены две возможности для компромисса. Первое предложение заключалось в том, что СССР, как было обговорено в цитированном выше письме Хрущева, выводил свои ядерные вооружения с Кубы в ответ на обещание США не осуществлять агрессии против Кубы. Это предложение вначале было передано Александром Фоминым (старшим офицером советской разведки) телевизионному репор­теру, который в свою очередь передал сообщение американскому правительству. Второе предложение заключалось в выводе ядер- ных ракет как с Кубы, так и из Турции. Оно было сделано австрийским министром иностранных дел Бруно Крайским. В ко­нечном счете оба предложения были приняты во внимание при выработке окончательных решений. Советский Союз добился со­глашения, по которому Куба не станет объектом вторжения и обе сверхдержавы выведут ядерные силы из стран, непосредственно примыкающих к границам друг друга. Это дало возможность мирно разрешить один из наиболее серьезных кризисов после Второй мировой войны.

Успех переговоров между американским и советским руково­дителями свидетельствует о действенности названных выше реко­мендаций. Во время кризиса обе стороны не прерывали диплома­тических отношений, но, наоборот, интенсифицировали свои кон­такты. Одновременно они ясно обозначили предел возможных для себя компромиссов. Эту позицию они довели до сведения общест­венности своих стран. Хотя частично дипломатические переговоры

велись тайно, ООН была включена в поиски компромисса. Есть еще некоторые особенности, позволившие Москве и Вашингтону преодолеть кризис; на них указывает Дж. Глоувер^[226]. По его мне­нию, оба лидера сохраняли контроль над вооруженными силами. Сознавая огромную ответственность и боясь ошибиться, они тща­тельно продумывали свои послания; они не провоцировали друг друга, демонстрируя в своих посланиях сдержанность. Они хоро­шо понимали, что только при компромиссном решении можно соблюсти интересы обеих сторон и сохранить каждому свое лицо.

Моральные аргументы выступали важным фактором в дости­жении этого решения. Государственный секретарь Д. Раск, один из членов Исполнительного комитета Совета по национальной безопасности (ИКСНБ) того времени, убежден, что выбор был предопределен в конечном счете моральными принципами. По его словам, «моральные и этические аргументы играют значительную роль, хотя они открыто и не декларируются и никак не отража­ются в официальных бумагах. Они играют значительную роль, а люди действуют в соответствии со своими фундаментальными моральными обязательствами, которые наверняка выйдут на пе­редний план в случае, если дело примет совсем критический оборот»^[227]. Однако члены ИКСНБ не были единодушны относитель­но того, какую роль могут играть моральные принципы в разре­шении конфликта^[228]. Различие подходов к этому вопросу непосред­ственно проявилось в их видении путей разрешения конфликта. «Ястребы», составлявшие меньшинство в ИКСНБ, принимали во внимание только национальные интересы, т.е. придерживались реалистского подхода. Они приветствовали воздушные удары по острову и считали вторжение на Кубу вполне допустимым. Они не думали, что в интересах Советского Союза будет ответный удар, и оценивали риск атомной войны в целом как весьма низкий. По их мнению, очевидно не в интересах Советского Союза было отвечать на вторжение на Кубу с помощью атомного оружия. «Голуби», включая самого Президента США, придерживались

противоположного взгляда. Они считали, что риск был реальным и значительным, понимали, что советское руководство сочтет необходимым ответить на воздушные удары или на вторжение на Кубу с помощью ядерного оружия, и стремились к тому, чтобы минимизировать, насколько возможно, риск такого развития со­бытий.

Исходя из информации о кризисе, оказавшейся доступной позднее, можно с уверенностью сказать, что «ястребы» переоце­нивали способность советской стороны вести себя рационально и не допустить ядерной войны, чего бы это ни стоило. Советские вооруженные силы были готовы к ответу. Мало того, предполо­жения «ястребов» относительно возможного развития конфликта строились на неправильных сведениях относительно советского контингента на Кубе. Американцы думали, что он составляет всего 10 тыс., в то время как в действительности его численность составляла 43 тыс. человек. Благоразумие «голубей» основыва­лось не просто на иной интерпретации динамики кризиса и наци­ональных интересов США. В своих оценках они исходили не только из национальных интересов Америки, но и из моральных принципов, и это оказывало сдерживающее влияние на их поведе­ние. Как показывают слова Президента Кеннеди, сказанные им Пьеру Сэлинджеру после заседания ИКСНБ: «Как Вы думаете, понимают ли люди в той комнате, что наша ошибка может стоить 200 млн жизней?»^[229], — он вполне понимал свою моральную ответ­ственность. Роберт Кеннеди, брат Президента, принимавший ак­тивное участие в разрешении кризиса со стороны «голубей», писал, что ИКСНБ много внимания уделил тому, имеют ли США моральное право нанести неожиданный удар по Кубе, аналогич­ный тому, который Япония нанесла по Перл-Харбору. «В первые пять дней, — отмечал он, — мы потратили на обсуждение этого вопроса больше времени, чем на какой-либо другой... Мы отчаян­но спорили как друг с другом, так и со своей совестью, потому что этот вопрос нас глубоко волновал»^[230]. Пол Нитце, помощник министра обороны и один из «ястребов» в ИКСНБ, считал об­суждения этих моральных вопросов пустой тратой времени: «В те первые дни большинство обсуждений шло вокруг моральных BO-

просов, а не о том, кто и что делает, с помощью каких средств, по отношению к кому и когда... Меня сильно раздражало то, что мы так и не смогли перейти к этим практическим вопросам. Все это было похоже не на оперативное совещание, а на студенческий семинар»^[231].

Вопреки мнению Нитце, дискуссии о моральных принципах тактики по разрешению кризиса имели далеко идущие политичес­кие последствия. Дж. Глоувер, анализировавший урегулирование советско-американого ядерного кризиса, приходит к выводу, что моральный кодекс «голубей» удержал американскую администра­цию от проведения политики, основанной на спекулятивных рас­четах, принимавших во внимание лишь национальные интересы. Игнорирование интересов человечества могло бы легко привести к последствиям, разрушительным для всех сторон конфликта.

Как представляется, моральные соображения сыграли важную роль и в советской политике самоограничения, что стало ясно уже в переписке между двумя руководителями. После окончания кри­зиса, 28 октября, Хрущев заявил своим коллегам по Президиуму ЦК КПСС: «Мы оказались лицом к лицу с опасностью войны и ядерной катастрофы, которая в результате может уничтожить человечество. Ради спасения мира мы должны отступить»^[232].