Выбор предметной области - важное условие теории

Всякое теоретическое познание предмета прежде всего начинает­ся с выбора предметной области (объективного конкретного), которая должна быть подвергнута теоретическому анализу. С первого взгля­да представляется, что предмет, предметная область неизменно дана исследователю.

Вычленение предметной области происходит, с одной стороны, в результате практического, предметного отношения к действитель­ности, а с другой - подготовлено всей историей развития познания в данной области (обусловлено всем ходом развития предшествующего знания). Остановимся на этих аспектах более подробно.

1. Согласно диалектико-материалистической логики предметная область вычленяется прежде всего в процессе практической, предмет­ной деятельности. Здесь не отождествляется объект (предмет) с объ­ективной реальностью, как это делает идеалистическая философия. Дело в том, что объективная реальность, природа как таковая сущест­вовала до человека и человеческого общества, но как объект (пред­мет человеческой деятельности) она постоянно изменялась. Поэтому доказательство и обоснование объективной реальности на основе общественной практики и вопрос о вычленении объекта (предмета) деятельности и познания на основе практики представляют собой два внутренне связанных аспекта. Если объективная реальность сущест­вует сама по себе (абсолютно независимо от субъекта), то понимание объекта (предмета) должно постоянно включать предметную деятель­ность субъекта. Предмет (объект) трудно понять вне его отношения к субъекту. Поэтому при определении (выборе) предметной области исследования необходимо учитывать и по возможности точно форму­лировать диалектическое отношение предмета (объекта) к субъекту.

Такая постановка проблемы является важнейшей отличительной особенностью диалектического принципа познания, согласно кото­рому в познании предмета, объекта и в формулировке теоретических представлений и понятий о нем с самого начала подчеркивается ак­тивность познающего субъекта, учитываются его потребности, его

конкретное отношение к объекту. Ограниченность гносеологии со­зерцательного материализма прежде всего состояла в непонимании значения этого фундаментального принципа. «Главный недостаток всего предшествующего материализма, - писал K,Mapκc, - включая и фейербаховский - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерца­ния, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в проти­воположность материализму, развивалась идеализмом, но только абс­трактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувст­венной деятельности как таковой»^[63].

Чтобы действительно познать предмет, составить о нем понятие, необходимо с самого начала правильно поставить вопрос, указать ту систему, объективную позицию, относительно которой реально существует предмет, и подвергнуть его теоретическому анализу. В данном случае практика непосредственно входит в формулировку тео­ретического понятия. Если при формулировке (выработке) понятия о предмете не учитывать практическое отношение субъекта, то такое познание ни в коей мере не является конкретным. А с абстрактной и отвлеченной позиции невозможно понять такие понятия, как «сво­бода», «демократия», «человек», «одновременность» и т.п. Поэтому необходимо с самого начала указать ту систему отсчета, объективную позицию класса, которая входит в формулировку теоретического поня­тия. Так, например, невозможно сформулировать конкретное понятие свободы, если не указать ту систему отсчета (классы), относительно которой оно имеет реальный смысл. На самом деле, о какой свободе идет речь? О какой демократии говорится? Вне такой конкретной пос­тановки невозможно научное понимание этих понятий.

В процессе предметной деятельности человек выделяет объект, пред­метную область. Вне этого отношения предмет является бытием, но не конкретной предметной областью, что имеет важнейшее значение в ее понимании. Яркой иллюстрацией этого теоретического положения слу­жит дискуссия о роли профсоюзов. В.И. Ленин говорил, что сущность профсоюза невозможно выразить абстрактно, необходимо указать ту ре­альную систему, относительно которой рассматриваются профсоюзы. ∣

Диалектическое рассмотрение необходимо при исследовании всех социальных явлений. Это относится к таким сложным явлениям, как

«общество», «человек» и т.п. Главный недостаток всех социологов до Маркса состоял в том, что они рассуждали об обществе вообще; В от­личие от них Маркс выработал понятие общественно-экономической формации, в основе которой лежит конкретное отношение обществах природе (характер производительных сил) и соответствующие этому отношения людей друг к другу в процессе производства.

В современном научном познании данный методологический принцип имеет универсальное значение. Он успешно применен так­же в теории относительности. При рассмотрении фундаментальных понятий «пространство» и «время» классическая физика отвлекалась от системы отсчета, трактовала эти понятия как абсолютные, не свя­занные друг с другом. Эйнштейн же доказал, что понятие одновремен­ности не абсолютно, а имеет смысл лишь относительно той или иной инерциальной системы. Анализ показал, что одновременность во всех системах - фикция, а в действительности события, одновременные в одной системе, вовсе не одновременны событиям в другой системе. Вследствие этого время относительно, а не абсолютно, и «преобразо­вание Лоренца» есть результат относительности одновременности, а не следствие механического сплющивания.

Работу «К электродинамике движущихся тел» Эйнштейн начал с тщательного анализа понятия «одновременности». «Мы должны обра­тить внимание на то, - писал он, - что все наши суждения, в которых время играет какую-либо роль, всегда являются суждениями об одно­временных событиях»**.

С методологической точки зрения подход А.Эйнштейна имеет важ­нейшее значение. Дело в том, что, проанализировав понятие одновре­менности и через него - понятие пространства и времени, Эйнштейн

вышел не только за пределы физического представления о πpocτpaH-? стве и времени, но изменил метод, стиль физического мышления? Одновременно он внес большой вклад в современную логику, так как доказал, что при образовании научного понятия (при формулировке его содержания) необходимо учитывать ту систему, относительно ко­торой существует данный предмет. J

Грандиозность открытия Эйнштейна особенно ясно проступает тогда, когда мы сравниваем его способ объяснения «преобразования Лоренца» с трактовкой Лоренца и Фицджеральда, которые стремились преодолеть возникшие трудности, выдвинув искусственную гипотезу о продольном сокращении. Основные теоретические недостатки та­кого локального решения состояли в том, что посредством этой ги-; потезы хотели решить фундаментальные противоречия в физике, не затрагивая основ старой теории. Лоренц и Фицджеральд не понимали значения анализа пространства и времени.

Согласно Ландау, сущность теории Эйнштейна состоит в рас-! крытии связи принципа относительности с принципом конечности электромагнитных взаимодействий, с постоянством скорости света. Когда теория исходит из этих двух положений, сразу выявляется не­нужность эфира, и цель теории концентрируется на преобразованиях.

Такое толкование вопроса многим философам и физикам, воспи­танным на традициях старой физики, показалось чем-то субъектив­ным, точкой зрения наблюдателя. Они считали, что объективная фор­мулировка понятия должна исключать субъект и систему отсчета. И в этом состояла их ошибка.

Согласно диалектической концепции, подлинно объективное рас­смотрение предмета не есть исследование его в форме объекта, в фор­ме созерцания. Человек действительно познает предмет только в его включенности в предметную деятельность.

Диалектико-материалистическая логика выработала определен­ные методы и способы исследования предмета. В.И. Ленин неод­нократно подчеркивал, что диалектика требует рассмотрения явлений во всеобщей и необходимой связи с другими явлениями. В пределах

диалектической логики само это методологическое требование трак­туется конкретно. При абстрактной постановке вопроса каждое явле­ние связано со всеми, и поэтому невозможно решение самой простой проблемы без предварительного рассмотрения всех связей Вселенной. Диалектическая логика поэтому самое требование о всеобщей связи рассматривает диалектически (конкретно).

Если более конкретно определить содержание этого требования, то оно состоит в том, что при исследовании предмета необходимо рассмат­ривать лишь внутренние и специфичные для данной системы связи, от­влекаясь от привходящих и внешних для нее связей и отношений. Об­разцом такого методологического анализа является «Капитал» Маркса. Историю капитализма, как известно, Маркс начинает с первоначально­го накопления. При определении капитализма он берет лишь те связи и отношения, которые постоянно воспроизводятся в ходе функциониро­вания капиталистических отношений. Такой определенностью капита­лизма является рабочая сила как товар.

2. В диалектико-материалистической логике раскрыта тесная связь выбора предметной области (первоначального целого) с развитием че­ловеческого знания в данной области. На самом деле, в редких слу­чаях мы имеем дело с абсолютно новым объектом, чаще речь идет о предмете, о котором уже имеется предшествующее знание. Поэтому выбор предметной области, объекта исследования зависит от степени зрелости познания, эксперимента, развития науки. В работе «К крити­ке политической экономии» КМаркс глубоко обосновал зависимость предмета и задачи науки от уровня ее зрелости. «...Человечество ста­вит себе всегда только такие задачи, - писал он, - которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления»^[66].

Правильность этой мысли подтверждается всей историей развития человеческого познания. Замечательной иллюстрацией этому служит исследование космоса, расшифровка генетического кода живого, а также задачи по созданию теории элементарных частиц, теории диа­лектики (Логики с большой буквы), научное решение проблемы рака и многое другое. Все эти задачи не могли возникнуть тогда, когда еще

не существовали соответствующие предпосылки их разрешения. Так, одной из важнейших проблем современной физики является создание^ теории элементарных частиц. В настоящее время мы являемся свиде­телями многочисленных попыток в этом направлении. Эта задача не могла возникнуть до тех пор, пока физика одну за другой не открыла большую группу элементарных частиц. Кроме того, эта задача есть следствие развития современной физики. Подобная картина в истории науки наблюдалась почти всегда. В этом отношении представляет ин­терес история квантовой механики.

Предметная область собственно квантовой механики выделилась благодаря исследованиям по атомной физике в первой четверти XX в. Проблема удивительной устойчивости атома, его строения, загадки атомных спектров, объяснение свойств химических элементов И Т.Д. - вот те основные вопросы, на которые стремились дать ответ физики. Уже в 1911-1912 гг. стало более или менее ясно, что ввиду сущест­вования постоянной Планка нужна новая механика для объяснения атомных явлений, и допущение, согласно которому механика Ньютона справедлива и в области микроявлений, изжило себя. Так, в 1911 г. на Сольвеевском конгрессе Г.А. Лоренц, давая подробный анализ новым тенденциям в развитии физики, сделал вывод о необходимости созда­ния новой механики, отличной от ньютоновской ^[67].

Прогресс наметился в 1913 г., когда Н.Бор, используя планетар­ную модель атома (установленную незадолго до этого в работах

Э.Резерфорда) и выдвинув свои знаменитые квантовые постулаты, связал исследование в области атомных явлений с квантовой гипоте­зой М.Планка.

Согласно постулатам Н.Бора, в атоме существует ряд выделенных состояний движения электрона, так называемых стационарных состоя­ний, в которых электрон может находиться, не излучая. Излучение возникает лишь при переходе электрона из одного стационарного сос­тояния с энергией Ет в другое - с энергией Еп, причем справедливо соотношение Em - Еп = hv,где υ - частота излучения, h - постоян­ная Планка. На основе этих постулатов Н.Бор создал теорию атома водорода, которая объяснила линейчатый характер излучения и навела порядок в массе спектроскопических данных. В физику вошли новые термины: стационарные состояния, квантовые скачки, квантовые ус­ловия, квантовые числа, квантование и т.д.

Атом водорода, являясь самым простым в ряду элементов пери­одической системы Менделеева, сыграл в создании квантовой меха­ники роль классической формы, в которой в чистом виде воплощена природа целого, предметной области. В атоме водорода вокруг ядра движется лишь один электрон. Вплоть до создания квантовой меха­ники все теоретические положения в первую очередь применялись к физике атома водорода. Создав удовлетворительную теорию атома водорода, можно было бы с учетом всех усложняющих обстоятельств дать расчет и других, более сложных атомов. Так, немалое значение в становлении квантовой механики сыграли исследования водородопо­добных атомов.

Стало ясно, что теория Бора обладает изрядной долей истины, что общее ее направление верно. Однако она не была свободна и от су­щественных недостатков. Главный из них - неоднородность, противо­речивость логических основ теории: она, с одной стороны, допускала справедливость законов классической физики, с другой -накладывала извне на эти законы квантовые условия, которые должны были отби­рать реально допустимые движения, значения механических величин (энергии, момента количества движения и т.д.). К тому же она уже в случае простейшего атома водорода не могла объяснить интенсив­ность излучения. Еще большие затруднения она испытывала при пе­реходе к атому гелия, стоящего в таблице Менделеева после водорода, не говоря о более сложных элементах.

При попытке осмыслить природу атомных явлений возника­ли явные противоречия, которые физики первоначально пытались свести полностью к вышеназванным недостаткам теории Н.Бора. В.Гейзенберг следующим образом характеризует те вопросы, кото­рые вынуждены были ставить физики, исходя из эксперимента и из теории: «Имея дело с этим экспериментальным материалом, физики постепенно научились ставить правильные вопросы. Каковы эти воп­росы? Практически почти все они имели дело с явными и удивитель­ными противоречиями в результатах различных опытов. Как может быть, что одно и то же излучение, которое образует интерференцион­ную картину и доказывает тем самым существование лежащего в его основе волнового движения, производит одновременно и фотоэлек­трический эффект и потому должно состоять из движущихся световых квантов? Как может быть, что частота орбитального движения элек­тронов в атоме не является также частотой испускаемого излучения?

Разве не означает это, что нет никакого орбитального движения? Но если представление об орбитальном движении неверно, то что в таком = случае происходит с электроном внутри атома?.. Можно перечислить много подобных примеров»^[68], - заключает он.

Дальнейшее развитие квантовой теории осуществлялось под влия­нием идей Н.Бора, который в сети этих противоречий находил пути для их выражения. В разгадке закономерностей атомных явлений было велико значение принципа соответствия, сформулированного Н.Бором для того, чтобы максимально использовать законы классической физики в этой области. С помощью этого принципа Н.Бор пытался продуциро­вать закон для квантовых явлений. «Мне всегда казалось чудом, - писал А.Эйнштейн в знаменитой «Автобиографии», оценивая работы Бора того периода, - что этой колеблющейся и полной противоречий основы оказалось достаточно, чтобы позволить Бору - человеку с гениальной интуицией и тонким чутьем - найти главнейшие законы спектральных линий и электронных оболочек атомов, включая их значение для хи­мии. Это кажется мне чудом и теперь. Это - наивысшая музыкальность в области мысли»^[69][70]. Видимо, идея дополнительности, которую Н.Бор развил позже в целях интерпретации квантовой механики, имеет свой исторический корень уже в его работах этого периода, когда он опери­ровал названными «удивительными» противоречиями.

Следуя духу принципа соответствия Н.Бора, его ученики Г.Крамерс и В.Гейзенберг научились рассчитывать сложные атомы, частоты и даже интенсивности их излучения. Правда, расчеты , были трудны, громоздки, требовали большого опыта и интуиции исследователя. Единственной путеводной нитью служил принцип соответствия. Эти работы также послужили историческим источником квантовой ме­ханики. «Удивительнейшим событием тех лет был тот факт,- пишет ВТейзенберг- что в этом процессе разъяснения парадоксы квантовой теории не исчезали, а, наоборот, выступали все более явной форме и приобретали все большую остроту. В это время многие физики были уже убеждены в том, что эти явные противоречия принадлежат к внутренней природе атомной физики»™ (курсив мой. -Ж. А.).

Таким образом, в ходе развития квантовых представлений выявил­ся замечательный по своему логическому содержанию факт: по мере

раскрытия загадок атомных явлений нарастают и обостряются проти­воречия, которые первоначально приписывались недостаткам теории, уровню знаний, достигнутому в то время, но которые благодаря своей устойчивости, неустранимости заставили физиков уважительно от­нестись к себе. Физики начали понимать, что эти противоречия имеют не субъективный, а объективный, самим атомным явлениям присущий характер. А значит, встает задача усвоить эти противоречия, адекватно их выразить в будущей теории.

Когда предметная область квантовой теории была уже выделена, исследована в плане анализа и установлены ее отдельные законо­мерности, когда были выявлены внутренние ее противоречия, тогда полностью определились и условия задачи - создать новую теорию атомных явлений. Теоретическая деятельность физиков стала более целенаправленной; они начали искать то звено в цепи явлений, кото­рое вытянуло бы за собой все определенности предметной области и связало бы воедино дотоле разрозненные представления и понятия. Наиболее чистое выражение это нашло в работах Л. де Бройля 1922­1924 гг. В поисках недостающего звена он обратился к гипотезе све­товых квантов А.Эйнштейна, к представлению о корпускулярно-вол­новом дуализме. Л. де Бройль выдвинул гипотезу о связи движущейся частицы вещества с некоторой волной. Вот что он писал: «Внезапно меня осенило прозрение. Я был убежден, что дуализм волны-частицы, открытый Эйнштейном в его теории световых квантов, был абсолют­но общим и что он охватывает весь физический мир, и поэтому мне казалось несомненным, что распространение волны связано с движе­нием частицы любого рода - фотона, протона и любой другой»^[71].

Хотя сам Л. де Бройль говорил о «прозрении», внезапно осенив­шем его (и действительно, здесь интуиция опытного физика сыграла немалую роль), нельзя не заметить значения тех противоречий, кото­рые возникали в представлениях об атомных явлениях и которые фи­зики начали осознавать как внутренние противоречия самих явлений, в выдвижении гипотезы Л. де Бройлем. Он был основательно знаком с этими противоречиями и не мог не чувствовать их действия на теоре­тическую мысль. Содержательно-логической подоплекой гипотезы де Бройля, видимо, явилось стремление выразить эти противоречия как модификации более фундаментального противоречия предметной об­ласти, которое де Бройль усмотрел в корпускулярно-волновом дуализ-

ме микрочастицы. Этой гипотезой он связал между собой, казалось бы, совершенно самостоятельные области: исследования А.Эйнштейна о природе излучения и работы группы физиков-атомщиков во главе с Н.Бором. «Тем самым, - верно замечает В.Гейзенберг, - де Бройль предложил перекинуть мост от квантовых условий, которые остава­лись чуждым элементом в механике электронов, к дуализму волн й частиц»^[71][72]. s

Нельзя упускать из виду эту связь гипотезы де Бройля как с работ, тами А.Эйнштейна, так и с работами по атомной физике, когда речь идет об истории квантовой механики. Как отмечал Н.Бор, история со­здания квантовой механики сложна и включает в себя переплетение различных подходов, методов исследования. Как нам кажется, куль-: минационным моментом этой истории, позволяющим понять даль­нейший ход событий, явились именно работы Л. де Бройля. И работы В-Гейзенберга и Э.Шредингера, в которых квантовая механика получи­ла свое завершение, тесно связаны с гипотезой де Бройля. Матричная механика Гейзенберга не мота быть понята без идеи корпускулярно­волнового дуализма, а волновая механика Шредингера - прямой ре­зультат дальнейшего развития этой идеи.

Гипотеза де Бройля в применении к атомным явлениям позволя­ла получить все основные результаты теории Бора, и хотя проблема интенсивности излучения и более сложных, чем водород, атомов ос­тавалась пока нерешенной, результаты получались из единой теоре­тической основы без искусственного сочетания классических и кван­товых представлений. Но гипотеза де Бройля и связанные с ней его работы еще не представляли целостной теории, надо было ее развить. В дальнейшей судьбе этой гипотезы большую роль сыграли работы А.Эйнштейна, который горячо воспринял гипотезу де Бройля и высо­ко оценил его работы. Эйнштейн тут же применил гипотезу к реше­нию задачи идеального одноатомного газа и получил хорошие резуль­таты. Благодаря такому косвенному подтверждению (а также опыту А.Комптона) в то время уже ставился вопрос о непосредственном экс­периментальном подтверждении гипотезы де Бройля.

Наибольшего теоретического успеха добился Э.Шредингер, В 1926 г. он сумел написать уравнение для волн де Бройля и обобщить его для случая движения в силовых полях. Уравнение позволило Шре­дингеру получить все результаты старой квантовой теории Бора, а

5—1165

также предсказать новые эффекты. Так был создан волновой вариант квантовой механики (волновая механика).

Другой, матричный вариант квантовой механики вырос непос­редственно из работ по атомной физике. Согласно Л. де Бройлю, весь смысл этого варианта в его математическом формализме. В.Гейзенберг, набивший руку на расчетах сложных атомов по принци­пу соответствия, заметил определенные математические закономер­ности, а именно: если представить величины, относящиеся к атомной системе в виде таблиц чисел и установить для них правила сложения и умножения (таблицы и операции над ними оказались известной в математике алгеброй матриц), а также предположить, что они подчи­няются каноническим уравнениям Гамильтона, то решение этих урав­нений естественным образом приводит к стационарным состояниям с квантованной энергией. Матричная механика также давала новые результаты. Но предметное содержание теории трудно было понять, так как отсутствовала исходная физическая идея. Можно было бы ее считать математическим воплощением принципа соответствия, одна­ко последний не представляет вполне определенной физической идеи. Сам В.Гейзенберг, как известно, выдвинул так называемый принцип наблюдаемости, согласно которому физическая теория должна иметь дело с принципиально наблюдаемыми величинами.

Вскоре Э.Шредингер доказал математическую эквивалентность обоих вариантов, и они слились в единую теорию - квантовую меха­нику. Теперь отпала необходимость в исторических постулатах Бора: представления старой квантовой теории Бора нашли свое естествен­ное объяснение, ее понятия заняли в новой теории место согласно логике предмета. Эквивалентность матричной и волновой механики является замечательным фактом. При изложении истории создания квантовой механики часто лишь констатируют эквивалентность, дока­занную Э.Шредингером, но не объясняют, ограничиваясь подчеркива­нием математического ее характера, т.е. лишь формальной стороны, не вскрывая предметного содержания. Оба эти варианта вбирают в себя всю историю развития физики: матричная механика - через принцип соответствия Бора, волновая - через историческую аналогию между механикой и оптикой, давшей путеводную нить Э.Шредингеру при написании волнового уравнения. Однако для объяснения их эквива­лентности нужен конкретно-исторический подход, необходимо про­следить, исследования какой предметной области породили их. Такой

конкретной областью, как это было показано выше, служит область атомных явлений. Эквивалентность матричной и волновой механики имеет своим основанием общность их содержания, которое получает в них разное математическое оформление. ;

Зависимость предмета исследования от уровня развития науки истинна не только для физической, но и для философской теории. В настоящее время наиболее фундаментальной проблемой в философии является систематическая разработка теории материалистической диалектики (Логики с большой буквы), которая должна быть подлин­ным синтезом истории познания, результатов современной науки и практической деятельности. ,

Эта сложная задача встала именно в настоящее время, ибо уже сделано многое в исследовании отдельных категорий и их функций в научном познании. Сейчас имеются серьезные историко-философ­ские исследования, проанализированы различные формы мысли и методы научного познания. Возникло много работ, в которых глубоко исследованы философские проблемы современного естествознания и общественных наук. Все это обусловило задачу по разработке систе­матической диалектической логики (теории диалектики).

Но это только одна сторона проблемы. В вопросе о выделении предмета, объекта исследования имеет место более широкое отно­шение - отношение субъекта и объекта. В процессе познавательной деятельности реальным субъектом познания выступает не отдельный индивид, а общество на определенной ступени его развития. В фило­софии отношение субъекта и объекта в выделении предметной облас­ти трактуется как сложное диалектическое взаимоотношение. Прежде всего, речь идет о предмете, который сам является историческим про­дуктом и ни в коей мере не стоит на месте. Нельзя не сказать и о субь- екте познания, который также не останавливается в своем развитии; в; процессе познания мы имеем дело с конкретным субъектом, который конкретно относится к объективной материальной действительности.!;

Возникает вопрос, что значит быть конкретным субъектом? Это означает, во-первых, что он является совокупностью сложных со­циальных отношений, продуктом определенного общественно-ис­торического времени, во-вторых, является конкретной личностью, поднявшейся на определенную ступень человеческой деятельности, культуры и мышления. Такая личность не ограничивается освоени­ем человеческой культуры, а выступает субъектом, ее творцом. В кон­

кретном субъекте данные аспекты находятся в диалектическом един­стве. Сначала индивид осваивает реальную культуру общества и лишь в результате ее активного освоения становится конкретным субъектом и действительно осознает цели и задачи общества.

Каждый общественный индивид является индивидуализирован­ным обществом. Его мышление, по существу, есть функция обще­ственного мышления. Только освоив достижения человечества на той или иной ступени его развития, индивид становится способным к подлинному творчеству, ибо освоение и творчество внутренне связаны друг с другом. Претензия на творчество без соответствующего освое­ния культуры ведет только к воображаемым (маниакальным) целям. Освоение и творчество - диалектический процесс. Поэтому их невоз­можно абсолютно противопоставлять друг другу, ибо освоение в опре­деленной степени содержит момент творчества, а истинное творчество есть результат освоения. Действительное понимание, например, пре­жней культуры, возможно только тогда, когда она и ее результаты вов­лекаются в практику, включаются в состав новой деятельности. При этом имеет место диалектика опредмечивания и распредмечивания.

С этой теоретической позиции легко преодолеваются и разреша­ются трудности, связанные с проблемой взаимоотношений гения и общества, которые описаны Т.Манном. Согласно Т.Манну, гений стре­мится продвинуть человечество, поднять его на новую ступень. Но чтобы поднять эту махину, нужны невероятные усилия, и одному че­ловеку, даже гению, это не под силу. По этой причине, полагает писа­тель, судьба гения трагична. Художник приходит к пессимистическим выводам по вопросу об отношениях гения и общества.

Данная проблема и ее реальные трудности прежде всего вызва­ны той постановкой вопроса, которую выбрал в своей книге «Доктор Фаустус» Т.Манн. Дело в том, что он знает и рассматривает лишь одно отношение - гений и общество, где гений - творческое (активное), одаренное существо, а общество - инертная, сопротивляющаяся мас­са. При такой постановке весь упор делается на гения, на его силы и творческие способности. Действительно, сколько бы гений не был одарен (активен), ему одному невозможно поднять человечество. И, действительно, очень часто судьба таких гениев-одиночек складыва­ется трагично. .

На самом деле трагичность судьбы гения непреодолима, если по­нимать творчество психологически как отношение активного индиви-

да и пассивного человечества. Проблема реально разрешается, если! посмотреть на нее с иных позиций. Дело в том, что в действительное-*, ти творчество - не только функция гения, а важнейшее (сущностное) содержание самого общества. Поднимает всю прежнюю культуру не» гений, не изолированный индивид, а само человечество, само разви­тие общества. '

Правда, человечество не есть нечто абстрактно-общее, некий «социум»⁷³, а единство многочисленных индивидов. И гений также не абстрактный индивид, а представитель самого общества, освоив­ший его культуру. Как гений, так и обыкновенные индивиды одина­ково являются его представителями. Реально развивается самб обще­ство. Если в гениях проявляется самое передовое, новое, то отсталые’ люди - носители всего отрицательного, косного, ограниченного. По­добно тому, как каждое общество конкретно, исторически определен­но, так и борьба передового, нового и отсталого, реакционного также определенна. Только само развитие общества, его переход на новую' ступень развития реально разрешает противоречие передовых, про-’ грессивных его представителей с отсталыми. Оно высоко ценит своих¹ передовых представителей, потому что они лучше осознают его цели,’ его историческую перспективу. •

Прекрасной иллюстрацией к этой мысли может служить развитие' науки и научно-теоретического познания. При внимательном рассмот-¹ рении истории науки мы убедимся, что не личность двигает науку, а¹ действительные внутренние противоречия самой науки, ее связи с производством, экспериментом. Поэтому все великие научные дости-¹ жения обусловлены потребностями производства и самого общества.' Этим объясняется и то, почему все крупные, революционизировавшие’ науку открытия одновременно готовились многими учеными. Ярким¹ примером может служить история специальной теории относитель­ности, теории Дарвина и др. Специальная теория относительности не' могла появиться в XIX в., она появилась именно в XX в., посколь­ку проблема драматически была поставлена лишь в связи с опытоМ^{! 73}В свое время К.Маркс подверг Прудона решительной критике за то, что он «персони-’ фицировал общество». «...Он делает из него общество-лицо, общество, которое пред-» ставляет собой далеко не то же самое, что общество, состоящее из лиц, потому 4TO_j у него есть свои особые законы, не имеющие никакого отношения к составляющим общество лицам, и свой «собственный разум» - Не обыкновенный человеческий разум,' а разум, лишенный здравого смысла. Г-н Прудон упрекает экономистов в непонимании: личного характера этого коллективного существа» (см: Маркс.К., Энгельс ф. Соч. Т. 4.. С. 118).

Майкельсона. Противоречие в науке возникло в ходе развития ее самой, и наука разрешила его в ходе дальнейшего развития. Однако наука - это не какая-то самостоятельная сущность, орудие в развитии абсолютного духа. Она - функция человека и человечества. Подобно тому, как человек создавал себе физические орудия (топор, кирку и т.п.), он создавал себе и такие духовные орудия освоения мира, как наука, искусство и т.п.

Поэтому познавательный процесс реально выступает не как отно­шение абстрактной науки к предмету и не как отношение абстрактного индивида к предмету, а как отношение конкретного человека, челове­чества к природе и к самому себе. Это обстоятельство подчеркивается в марксистской философии. Если в кантовской философии проанали­зировано отношение индивида к предмету и Кант в «Критике чисто­го разума» занят выяснением механизма образования теоретического знания у индивида, то Гегель проследил становление науки, искусства как ступени абсолютного духа. Для Гегеля субъектом познания является не абстрактный индивид, а теоретическое мышление, абсолютный дух. Гегель проследил механизм отношения абсолютного мышления (духа) к самому себе, ибо абсолютный дух в ходе своего развития сам себя выяв­ляет предметом, объектом и преодолевает свой же результат в процессе исторического развития. Согласно Гегелю, познание не есть отношение субъекта к объективной действительности, а есть процесс самопозна­ния, самосознания своей же, самим собой положенной сущности.

В диалектико-материалистической логике познавательный про­цесс трактуется на материалистической основе и раскрывается во всей его сложности. Подлинным субъектом познания признается ис­торически, конкретно развивающееся общество, которое относится с практической и познавательной целью как к природе, так и к самому себе. Поэтому задача науки состоит в том, чтобы раскрыть механизм познания общества, общественного субъекта.

В развитии человеческого познания, науки существует реальная преемственная связь между поколениями. Каждое последующее поко­ление продолжает работу предшествующих. Это продолжение по сво­ей природе является сложным диалектическим процессом. Сначала в сокращенном виде осваиваются все результаты прежнего научного познания, а затем происходит ассимиляция, подключение всех дости­жений в состав нового знания. Логикой такого преобразования старой системы теоретического знания в новое является принцип соответ­

ствия. В области физики Н.Бор глубоко обосновал, что новые физичес­кие теории не противостоят старым, а содержат их в качестве частного, случая. Современная квантовая механика относится к ньютоновской механике, как к своему частному случаю. То же самое можно сказать об отношении эвклидовой геометрии к неэвклидовой, теории относи­тельности Эйнштейна к старой теории пространства и времени.

Вопрос об отношении новой теории к старой глубоко рассмотрен и в области философии. Здесь уместно сказать о Гегеле, который в соответствующих разделах «Науки логики» глубоко обосновал этот вопрос. Говоря об отношении своей теоретической концепции к фило­софии Спинозы, он писал: «Единственное опровержение спинозизма может поэтому состоять лишь в том, что его точка зрения признает­ся, во-первых, существенной и необходимой, но что, во-вторых, эта точка зрения, исходя из нее же самой, поднимается на уровень более высокой точки зрения»^[74]. По мнению Гегеля, Спиноза дошел до идеи субстанции, и необходимо было пойти дальше. А такой более высокой точкой зрения является концепция субстанции-субъекта^[75].

Теоретический анализ первоначального целого и выявление исходного пункта теории

Выявление предметной области (целостное рассмотрение) являет­ся важнейшим моментом теоретического познания объективной дейс­твительности. Однако нельзя преувеличивать его значения, ибо задача познания — понять объект, теоретически выразить его в логике поня­тий. Первоначальное целое является первоначальным потому, что оно еще не проанализировано и оно дает, по выражению Маркса, только хаотическое представление о целом^[76].

На недостаточность первоначального целого, данного еще в созер­цании, неоднократно указывал и Гегель, который подчеркивал необ­ходимость теоретического постижения целого, конкретного. Только в результате размышления, по его мнению, возможно иметь истинное:

знание. «Следует все же выйти за пределы чистого созерцания, — не­обходимость этого заключается в том, что интеллигенция по самому своему понятию есть познание, - созерцание же, напротив, не есть еще познающее знание, потому что, как таковое, оно не достигает им­манентного развития субстанции предмета, но скорее ограничивает­ся постижением неразвитой субстанции, окруженной еще побочными моментами внешнего и случайного. Созерцание есть поэтому только начало познания»^[77].

О значении созерцания в схватывании целого Гегель далее писал: «В непосредственном созерцании я, правда, имею перед собой весь предмет в его целом, но лишь во всесторонне развитом познании, возвращающемся к форме простого созерцания, предмет стоит перед моим духом как некоторая внутри себя расчлененная, систематичес­кая целокупность»^[78].

В научно-теоретическом познании предмет, целостность воспро­изводятся в мышлении посредством метода восхождения от абстракт­ного к конкретному. В отличие от формальных методов, охватываю­щих липп» одну сторону конкретного целого, диалектико-логический метод восхождения является наиболее развитым, в нем адекватно от­ражается реально-исторический процесс возникновения и развития объективного конкретного.

При таком методе теоретического познания тут же возникает воп­рос о начале, об исходном пункте научной теории^[79]. В выявлении и обосновании начала теории во всем объеме проявляется превосход­ство материалистической диалектики как логики и теории познания марксизма^[80]. Вопрос о начале необходим в любой теории. До выяв­ления начала трудно говорить о систематическом, теоретическом ис­следовании. Дело в том, что в отличие от эмпирического рассмотре­ния теоретическое понимание реально осуществляется в том случае, когда многообразие единичностей (фактов) сводится ко всеобщему и постигается как форма проявления этой основы. Поэтому понятие начала - труднейший вопрос всякой теории, ибо систематическое поз­нание почти невозможно, пока не выявлено начало развивающейся

системы. В самом деле, идет ли речь о «Капитале» Маркса, о теории относительности, о квантовой механике, о теории элементарных час­тиц или о систематическом построении теории материалистической диалектики (Логики с большой буквы) - всюду возникает неизбежная для теоретика проблема начала, исходного пункта построения теоре­тического знания, критериев и способов его нахождения.

Понятие начала имеет различные аспекты, в философии и науке существуют разные его толкования. Марксистское, диалектико-мате­риалистическое понимание прежде всего связано с предметной харак­теристикой объекта. Это - единственно правильная и универсальная концепция по данному вопросу. Исходное всеобщее понимается не как мысль (абстракция) в оторванной от реальности замкнутой теоре­тической области, а как элементарная конкретность, всеобщее, «кле­точка» развивающейся системы.

Важнейшей предпосылкой марксистского понимания начала и логики научно-теоретического познания является признание историч­ности системы. Каждое конкретное целое берется Марксом как про­дукт предшествующего исторического движения, в процессе которого постоянно происходит изменение начала, превращение всеобщего в особенное и особенного во всеобщее.

В силу историчности систем выявление начала, «клеточки» невоз­можно посредством эмпирического анализа и редукции, которая сво­дит все богатство мира к последним элементам, ибо каждое конкрет­ное целое имеет множество формообразований, и они не могут быть поняты посредством сведения к простейшим элементам.

Диалектическое понимание начала является синтетическим, кон­кретным. Оно существенно отличается от начала, рассматриваемого как в логике рационализма и эмпиризма, так и в дедуктивном и инту­итивном строении знания.

Во всех этих толкованиях понятие начала рассматривается вне ис­торической конкретной системы. В качестве начала выдвигали всеоб­щее (ясное и отчетливое) понятие (Декарт, Спиноза, Лейбниц), а из него стремились вывести путем дедукции все наличное знание, или исходили из чувственного опыта, единичного (Локк, Юм, позитивис­ты), опираясь на который стремились обосновать синтетическую при­роду человеческого знания.

Абстрактность и односторонность всех этих понятий начала сос­тояла в том, что в них одна сторона конкретного понятия начала пре­

увеличивалась и противопоставлялась другой стороне. Поэтому они оказались не в состоянии удовлетворительно объяснить на основе своих отвлеченных начал конкретную, синтетическую, и всеобщую природу человеческого познания.

В истории философии как рационалисты, так и эмпирики не смог­ли правильно поставить и решить проблему начала, так как не пони­мали диалектики общего и единичного, непосредственного и опосре­дованного, аналитического и синтетического, индуктивного и дедук­тивного.

При недиалекгическом понимании начала оказалось неразреши­мым противоречие, которое обнаружилось уже в генезисе философии. В философских системах рационализма и эмпиризма оно проявилось как противоречие аналитического и синтетического в формировании человеческого знания. Так, если в построении знания исходить из все­общего (понятия), то трудно объяснить синтетическую природу зна­ния. Наоборот, если исходить из единичного, чувственного опыта, то трудно обосновать всеобщность, необходимость знания.

Попыткой решения этой трудности было кантовское учение о син­тетическом знании. В «Критике чистого разума» Кант утверждал, что для доказательства возможности синтетического априорного знания необходим синтез всеобщего и единичного. Однако вершины домарк- совского понимания начала достиг Гегель. Его понимание начала внутренне связано со всей проблематикой логики, с обоснованием системы теоретической деятельности, которую Гегель трактовал как ставшую в ходе исторического развития. Со времени Гегеля начинает­ся подлинное, диалектико-логическое понимание начала, как начало восхождения, как элементарное бытие в логической системе.

Материалистическая трактовка начала противоположна гегелев­ской. Поскольку Гегель отождествлял процесс возникновения вещи, конкретного целого со способом его теоретического понимания, постольку, естественно, его анализ был направлен не к объективной, конкретной целостности, а к исследованию системы сложившихся тео­ретических отношений. Поэтому за начало, исходный пункт Гегель принимал теоретическую абстракцию, понятие, которое в своем само­развитии порождает особенное и единичное.

Хотя гегелевское представление о начале и логике, принципе пос­троения знания является великим завоеванием домарксистской логи­ки, все же научного решения данного вопроса Гегель не смог дать в

силу объективного идеализма. Сам по себе величайший принцип в ру^ ках Гегеля приводит к ложному пониманию явлений. Свое отношение к гегелевской диалектике Маркс предельно ясно сформулировал как диаметрально противоположное. Сравнивая гегелевскую диалектику; «Науку логики» с «Капиталом» Маркса, в котором дано замечатель-. ное применение материалистической диалектики, Энгельс писал: «С одной стороны, конкретное развитие, как оно происходит в действи­тельности, и, с другой стороны, абстрактная конструкция, в которой в высшей степени гениальная мысль и местами очень важные переходы; как, например, качество в количество и обратно, перерабатываются в кажущееся саморазвитие одного понятия из другого»^[81]. *

Таким образом, если для гегелевской логики характерно самораз­витие мысли, в процессе которого понятие переходит в особенное, то для Маркса идеальное есть «не что иное, как материальное, переса­женное в человеческую голову и преобразованное в ней». Для Маркса все богатство эмпирической реальности содержится не в понятии, в саморазвитии абсолютной идеи, а в тех реальных отношениях, ко­торые объективно являются всеобщими отношениями объекта, из которых вытекает и объясняется природа реального и конкретного. В «Капитале» Маркс подвергает глубокому анализу не понятие това­ра, не оттуда выводит все богатство и определенности капитализма, а анализирует «самое массовидное... миллиарды раз встречающееся» отношение реального процесса в буржуазном обществе. Таким от­ношением является обмен товаров. Товарное отношение является не понятием, а объективно реальным отношением, всеобщим условием капитализма. Вот почему Маркс рассмотрение капитализма начинал с анализа товара, который является «клеточкой» капитализма и об­наруживал, раскрывал в этой «простейшей конкретности» все про­тиворечия капитализма. «Анализ вскрывает, - писал Ленин, - в этом простейшем явлении (в этой «клеточке» буржуазного общества) все противоречия (respective зародыши всех противоречий) современного общества. Дальнейшее изложение показывает нам развитие (и рост и движение) этих противоречий и этого общества, в £ его отдельных частей, от его начала до его конца»^[82].

Таким образом, для теоретического воспроизведения капиталис­тического общества, для понимания глубоких закономерностей раз­

вития товарно-капиталистической системы Маркс анализирует не теоретические представления, а ту конкретность, развитие «второй и составляет капиталистическую общественно-экономическую фор­мацию. Вот почему теоретическая концепция Маркса существенно отличается от формальной дедукции, согласно которой теоретическое знание начинается не с анализа реальности, конкретности, а восходит от принципов и абстракций к другим абстракциям, и задача теории сводится к формальному соотнесению одной абстракции с другой. Поэтому действительным результатом формально-дедуктивных пос­троений является не духовное воспроизведение объективной действи­тельности, а лишь логическая конструкция, имеющая некоторое зна­чение в познании, но ничего общего не имеющая с диалектическим постижением предмета.

В «Капитале» Маркса в качестве элементарной конкретности анализируется товар - эта всеобщая, непосредственная определен­ность товарно-капиталистического общества. В товаре охвачено эле­ментарное бытие данного конкретного целого. То, что в «Капитале» рассматривается как всеобщее, совпадает с объективно-историчес­ким процессом становления и формирования капиталистического производства. Если капиталистическое общество представить как социальную систему внутренне связанных отношений в себе и для себя бытия, то товар есть элементарное в себе бытие капиталисти­ческого общества.

Согласно Марксу, всеобщей и универсальной определенностью товар является лишь в данной системе, так как при капитализме все связи и отношения опосредованы товаром. Товарное отношение при капитализме является наиболее простым и всеобъемлющим, поэтому его можно рассматривать раньше и независимо от других сложных экономических отношений. Маркс в «Капитале» анализ товарного от­ношения делает раньше других конкретных отношений буржуазного общества и независимо от них. При этом Маркс исследует товарное отношение «чисто», т.е. сначала рассматривает единичный, безденеж­ный обмен товаров. Внимательный анализ этой «элементарной кон­кретности», единичности позволяет выявить всеобщий закон товар­ного производства.

Таким образом, природа единичности интересует исследователя не сама по себе, а как средство выявления всеобщей абстракции дан­ного конкретного целого.