ГЛАВА II«ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ДУХА» И ОБОСНОВАНИЕ ИСХОДНОГО НАЧАЛА ГЕГЕЛЕВСКОЙ ФИЛОСОФИИ

«Феноменология духа» является первым крупным произведением немецкого философа, именно с нее на­чинается зрелый Гегель. Это произведение имеет исклю­чительное значение в философском творчестве мысли­теля, поскольку в нем обосновывается исходное начало его философской системы.

Со времени выхода в свет «Феноменологии духа» Гегель окончательно и принципиально разошелся со сво­им старым университетским товарищем Шеллингом. До «Феномено-логии духа» они были друзьями, шли рука об руку по жизни, информируя друг друга о своих фи­лософских интересах, достижениях и проблемах. После «Феноменологии духа» пути двух знаменитых филосо­фов окончательно разошлись. Остановимся подробнее на причинах этой размолвки.

В области философии Гегель и Шеллинг с величай­шим уважением относились к теоретическому наследию Канта. По их мнению, великий Кант в своем философс­ком учении создал и описал результат всякой философии; отсюда они пришли к выводу о бессмысленности созда­ния новых философских систем. Задача, по их мнению, заключалась теперь в том, чтобы предварить готовую кантовскую философию некоторым началом. Поскольку предметом философии Гегель и Шеллинг считали абсо­лютное, а всякая философия с их точки зрения есть по­нимание и изображение абсолютного, то свою задачу они видели в поисках начала.

В своем известном письме Шеллинг сообщил Гегелю о сделанном им гениальном открытии. Всю до сих пор существовавшую философию Шеллинг предлагал свес­ти к двум главным направлениям: философские системы, начинающиеся с объекта, предлагалось свести к филосо­фии Спинозы, в свою очередь, все концепции, берущие начало в субъекте, - к самосознанию Канта. Эти две точ­ки зрения, пишет Шеллинг, существовали непрерывно и параллельно во всей истории философии, отсюда, по его мысли, исходным началом подлинной философии не мо­жет быть ни отдельно взятый объект, ни отдельно взятый субъект, ни бытие, ни мышление, взятые по отдельности. Исходным началом подлинной философии, подытожил Шеллинг, должен стать принцип, новая идея о тождест­ве бытия и мышления, неразличимое единство объекта и субъекта, материального и идеального.

Узнав об открытии своего друга, Гегель пришел в восторг, он не просто поддержал его идею, но признался, что отныне чувствует себя учеником Шеллинга, несмотря на то, что Шеллинг был его на пять лет моложе.

Обосновывая свою идею дальше, Шеллинг показал, что тождество бытия и мышления - это нечто совершен­но новое. Бытие и мышление, тождество объективного и субъективного есть противоречие, следовательно, разум не в состоянии его схватить, поскольку наука и разум не

терпят противоречия. Такое тождество, в высшей степени оригинальное начало не может быть понято научно, дока­зано теоретическим образом, оно, утверждает Шеллинг, может быть схвачено только интеллектуальной интуици­ей философского или художественного гения.

Гегель всецело поддержал и принял идею Шеллинга о тождестве бытия и мышления, однако, с решением этой проблемы, с шеллинговским обоснованием он не согласился. Гегель не сообщил коллеге о своем несогласии, а стал в «Феноменологии духа» глубоко и всесторонне реализо­вать свою собственную идею, свое собственное обосно­вание.

Прежде всего, Гегель действительно считал, что идея тождества бытия и мышления является величайшей по своему значению идеей.

Как мы помним, еще Кант в своем философском уче­нии разделил рассудок и разум, считал последний анти­номичным, поскольку разум способен допускать про­тиворечия. Гегель эту мысль Канта всесторонне развил и показал, что именно противоречия есть необходимая суть разума. Разум, в отличие от рассудка не только до­пускает противоречия, но умеет эти противоречия разре­шать. Противоречие не есть нечто отрицательное, счита­ет философ, оно есть сущность, живая жизнь, поскольку разум является высшей формой познания. Превосходство разума над рассудком заключается не только в том, что он допускает противоречия, но и в том, что он может поз­нать переход явлений от одной ступени к другой. Таким

:-37

образом, Гегель в «Феноменологии духа» реализует но­вое понимание противоречия, новое понимание природы разума - в этом состоит смысл первого расхождения меж­ду Гегелем и Шеллингом.

Во-вторых, Гегель совершенно не согласен с Шеллингом в том, что тождество бытия и мышления есть неразличимое тождество. Гегель считает, что тождество бытия и мышления есть конкретность и целостность, оно внутренне противоречиво, это противоречие, возни­кающее внутри самого творчества, оно есть и возникает при переходе от одной ступени к другой.

По мнению Гегеля, тождество бытия и мышления мо­жет быть доказано научно потому, что формой сущест­вования науки является система. Только в системе логи­ческого развертывания может быть доказано тождество, а не философский или художественный гений в акте интел­лектуальной интуиции схватывают его. Знаменитая фраза Гегеля гласит: «истина - не выстрел из пистолета», она есть историческая, развивающаяся категория.

Согласно Гегелю, эта высшая идея есть результат развития всей философии, всего развития человеческой культуры. Следовательно, делает вывод мыслитель, на­чиная с греков, философы пытались понять абсолютное, его начало, но только теперь в ходе развития человечес­кой культуры эта идея созрела, ее можно схватить, по­нять, утвердить, это начало абсолютного, выраженное как тождество бытия и мышления, единство объективного и субъективного. К конкретной реализации своей мысли, философского замысла Гегель приступает в своей работе «Феноменология духа».

Предметная область «Феноменологии духа» - разви­тие сознания. Ф.Энгельс, анализируя «Феноменологию», назвал ее «параллелью эмбриологии и палеонтологии

духа, отображением индивидуального сознания на раз­личных ступенях его развития, рассматриваемых как со­кращенное воспроизведение ступеней, исторически прой­денных человеческим сознанием»^[19].

Сам Гегель ясно охарактеризовал фундаментальную методологическую проблему своего труда. Задача «Фе­номенологии» состояла в том, чтобы дать обыденному сознанию лестницу, с помощью которой оно может вос­ходить к философской точке зрения. Философ берет эту проблему в ее глубокой исторической конкретности, оп­ределяя, что путь, по которому каждый индивид должен пройти от обыденного сознания к философскому, и есть путь развития человечества, сокращенный итог всего опыта человеческого рода, и, как таковой, он представля­ет собой, с этой точки зрения, сам исторический процесс.

Сознательное освоение индивидом родового опы­та является сокращенным процессом, охватывающим важнейшие узловые точки на этой линии развития. Сам Гегель формулирует это отношение индивидуального сознания к родовому опыту в предисловии к «Феноме­нологии»: «Задачу вывести индивида из его необразо­ванной точки зрения и привести его к знанию следовало понимать в ее общем смысле, и всеобщий индивид, т.е.

Таким образом, в «Феноменологии духа» имеют­ся два сопряженных и взаимопересекающихся плана: 1) план движения Духа в русле самопостижения через все исторические перипетии окружающего мира, который, согласно Гегелю, есть путь самоосуществления и само­познания Духа; 2) план, относящийся к отдельному эмпи­рическому индивиду, который должен пройти и освоить тот же путь. Поэтому история сознания индивида есть не что иное, как повторное прохождение истории Духа. В связи с тем, что задача «Феноменологии духа» состоит в освоении индивидом родового опыта, история и система здесь не расходятся, а находятся в строго необходимой методологической связи друг с другом.

Развитие сознания немецкий философ не просто опи­сывает, а начинает с самой простейшей формы сознания и прослеживает его развитие до самой высшей формы, до философии, до абсолютной идеи. При этом структура «Феноменологии» такова: субъективный дух, объектив­ный дух и абсолютный дух.

Гегель начинает свой труд с анализа субъективного духа. Раздел «Сознание» открывается рассмотрением соз­нания индивида, при этом философ указывает, что созна­ние само по себе не может развиваться, чтобы оно раз­вивалось необходимо противоречие, и Гегель раскрывает противоречие сознания и предмета. В этом противоречии сознание первоначально полагает, что истина находится на стороне предмета.

Разделы развития сознания, самосознания, разума ин­тересны тем, что Гегель рассматривает здесь не просто выдуманные из головы формы сознания, а образы и фор­мы сознания, связанные с той или иной гносеологичес­кой системой, философской теорией, ступенью развития человеческой культуры, в связи с чем, представленная философом эволюция сознания, вызывает заслуженный интерес и представляет огромную ценность для познания 40

и понимания сознания или самосознания определенных исторических эпох.

Анализ сознания начинается с самой простейшей фор­мы сознания - чувственной достоверности - сознания, направленного на лежащий вне его предмет. Чувственная достоверность, ощущения - самое бедное содержанием знание. Оно полагает, что истина находится на стороне предмета и Гегель здесь показывает противоречие чув­ственной достоверности посредством анализа таких ка­тегорий, как здесь, теперь, это и т.д. Гносеологические системы эмпиризма, такие как система Локка и др., исхо­дившие из постулирования истинности чувственной до­стоверности, полагали, что истинно только то, что я вижу, ощущаю, то есть то, что дается мне органами чувств. Широко известно утверждение: «в интеллекте нет ниче­го, чего не было бы в ощущениях». Немецкий философ показал неоправданность подобной убежденности: то, что мы считаем это или теперь являются очень подвиж­ными категориями; стоит изменить положение, как это превращается в другое, теперь - лишается своего смысла. Следовательно, первоначальная наивная убежденность может легко измениться.

Из противоречия чувственной достоверности возни­кает восприятие. Органы чувств позволили нам фикси­ровать нечто в данном месте в данный момент времени. Самые общие определения «это», «здесь», «теперь» мо­гут быть использованы для любого случая. Здесь еще нет вещи, последняя дается нам только в восприятии. Вещь многообразна, она представляет собой некоторое един­ство определенностей. Соль, например, белая, острого вкуса, кубической формы и т.д.

В восприятии Гегель также обнаруживает противоре­чие, он понимает его как целостное восприятие, в котором имеются две стороны: 1) можно считать, что истинными являются те элементы, из которых состоит восприятие; или 2) можно считать истинным то, что эти элементы соединяет. Здесь прослеживаются мысли, из философии

«1

Канта, его идеи о первоначальном единстве апперцепции. Кенигсбергский философ считал, что подлинно истинное находится на стороне сознания, которое объединяет, в противоположность точкам зрения, утверждающим ис­тинными элементы восприятия.

Таким образом, восприятие содержит уже некоторое обобщение и как таковое чревато противоречием: с одной стороны, вещь единична, с другой — она несет некие об­щие признаки. Пытаясь снять это противоречие, сознание поднимается на новую ступень, переходит к мысли, пер­вым носителем которой является рассудок. Из противоре­чия восприятия возникает сильный рассудок, закон. Здесь открывается область опытного естествознания - царство законов, своеобразный сверхчувственный мир.

В них Гегель также обнаруживает недостатки и про­тиворечия. Рассудочно общее является абстрактно об­щим, закон также не схватывает конкретно всеобщее. Здесь читателя «Феноменологии духа» ждет неожидан­ный скачок мысли: «Покоящееся царство законов» пере­ходит в свою противоположность, за ним Гегель обнару­живает «второй сверхчувственный мир». То, что в первом мире сладко, во втором - кисло, что в первом черное, во втором - белое. В перевернутом мире «в почете то, что в первом презирается, а к тому, что в нем в почете, от­носятся с презрением. Наказание, которое, по закону пер­вого мира, позорит и уничтожает человека, превращается в соответствующем ему перевернутом мире в помилова­ние, сохраняющее человеку жизнь и доставляющее ему почет»^[21]. Философ вводит «перевернутый мир», «мир на­изнанку», чтобы показать ограниченность рассудочного мышления. Ни один закон науки нельзя принимать за ис­тину в последней инстанции. Как часто в истории естест­вознания некое положение, считавшееся всеобщим, вдруг оказывалось всего лишь частным случаем. Вот почему нет оснований слишком доверять рассудку, который сам нуждается в проверке.

Из этих противоречий, по мнению ученого, когда объ­ектом познания становится рассудок, сознание переходит в самосознание.

Самосознание - следующая высокая ступень развития сознания. Если формулой сознания является я и предмет, то формулой самосознания является Я и Я. Самое главное в самосознании это то, что познание здесь направлено не столько на предмет, сколько на самого себя. Познать свое Я, показывает Гегель, - это определенная высокая сту­пень развития человеческого сознания.

Здесь в ткань рассуждений философа все более впле­таются социальные нити. Хотя речь, по-прежнему, идет об индивидуальном сознании, сам индивид рассматривает­ся сквозь призму важнейшего общественного отношения -труда.

Сначала самосознание характеризуется стремлением обладать предметами, ставить их в полную зависимость от себя и «устранять чужеродность, выступающую в виде самостоятельной жизни». Самосознание абстрак­тно исключает из себя всякую чужеродность, оценивая «иное» как несущественное и отрицательное. Но вскоре оно вынуждено отказаться от этой позиции. В результате столкновения с другими самосознаниями оно вступает в «борьбу не на жизнь, а на смерть», ибо только через нее самосознание реализует себя (из положения «в себе» ста­новится положением «для себя»). «Индивид, не подвер­гающий опасности собственную жизнь, - пишет Гегель, - вполне может быть признан личностью (в абстракции); при этом он не достигает истинности подобного призна­ния как независимого самосознания». Согласно филосо­фу, каждое самосознание нуждается в другом самосозна­нии и их борьба должна иметь исходом не смерть одного из них, но подчинение одного другому. Так рождается различие между «господином» и «рабом».

Гегель в этом разделе проанализировал несколько форм самосознания. Первая форма - это рабское и гос­подское сознания, которые анализируется им в подразделе

43

«Самостоятельность и несамостоятельность самосозна­ния»; следующие формы - стоическое сознание, скепти­ческое, несчастное сознания, которые анализируются в подразделе «Свобода самосознания». Остановимся более подробно на первой форме.

С самого начала в анализе рабского и господского сознания проявляется гегелевский идеализм, но, несмот­ря на то, что речь идет о взаимоотношениях сознания, за этой «мистической» формой усматривается действитель­ное историческое отношение между рабом и господином. Согласно философу, первоначально встречаются два вида сознания, которые борются между собой не на жизнь, а на смерть. Одно сознание превыше всего ценит свободу, для него лучше умереть, чем ее потерять; другое созна­ние выбирает иное - остаться, во что бы то ни стало, в живых. Первое сознание, выбравшее свободу, по мнению немецкого мыслителя, качественно более высокое, - это господское сознание; второе - рабское сознание - созна­ние более низкого порядка.

По мнению ученого, причиной возникновения рабс­тва является изменения в самосознании людей. Господин, по Гегелю, есть «сущее для себя», которое через раба со­относится с вещностью, тогда как раб имеет дело непос­редственно с вещами. Господин владеет рабом, и через него его владение распространяется на вещь. Раб произ­водит вещи, господин эти вещи потребляет. Раб обраба­тывает вещи, создает вещное бытие, поэтому философ отмечает, что «истина самостоятельного сознания есть рабское сознание. Правда, это последнее проявляется на первых порах вне себя и не как истина самосознания. Но подобно тому, как господство показало, что его сущность есть обратное тому, чем оно хочет быть, так, пожалуй, и рабство в своем осуществлении становится скорее проти­воположностью тому, что оно есть непосредственно; оно как оттесненное обратно в себя сознание уйдет в себя и обратится к истинной самостоятельности»^[22].

Господин видит в рабе значимость своего единично­го для-себя-бытия. Раб, находясь на службе у господина, постепенно теряет свою индивидуальность, но взгляды его становятся шире, так как он удовлетворяет не только свои потребности, но и потребности другого. Раб непре­рывно трудится, и в дальнейшем развитии, показывает Гегель, преимущество переходит на сторону раба, так как в процессе труда, деятельности, в процессе формирова­ния вещи он совершенствуется, тогда как господское сознание деградирует. Следовательно, раб постепенно возвышается над своей единичностью и над своим гос­подином.

Рабство, по мнению философа, необходимая ступень в историческом развитии, оно есть начало свободы, так как оно через борьбу преодолевает пределы своего налич­ного бытия и переходит в новое качественное состояние. Гегель в связи с этим отмечает: «В отношении тех, кто остается рабами, не совершается никакой абсолютной не­справедливости; ибо кто не обладает мужеством рискнуть жизнью для достижения своей свободы, тот заслужива­ет быть рабом, и, наоборот, если какой-нибудь народ, не только воображает, что он желает быть свободным, но действительно имеет энергичную волю к свободе, тогда никакое человеческое насилие не сможет удержать его в рабстве»^[23].

Следовательно, рабское сознание, освобождаясь от единичности господина, снимая эгоизм и себялюбие гос­подского сознания, освобождается и от своей собствен­ной единичности, переходит во всеобщее, становится всеобщим, то есть именно в нем выражается существо субстанции. Прежде угнетенное, теперь оно становится господствующим, то есть оно, преодолевая свою еди­ничность, становится выражением духа истории. Таким образом, труд должен стать всеобщим, чтобы он был ос­новой бытия людей, двигателем исторического процесса. Здесь философом высказывается очень интересная мысль

о том, что труд человека, деятельность есть основа разви­тия личности, основа развития его сознания и двигатель исторического процесса.

Таким образом, развитие самосознания совершается в труде, то есть в сознании работающего раба, а не в созна­нии праздного господина. Однако, в рабовладельческом обществе и при его разложении, которое завершается кра­хом Римской империи, труд предстает еще в абстрактной форме. Ученый, характеризуя далее стоицизм, скептицизм и возникающее христианство («несчастное сознание»), описывает различные формы развивающегося сознания, причем он обращает внимание на абстрактный характер всех этих ступеней сознания, не постигающего ни дей­ствительность, ни человеческую деятельность.

В подразделе, посвященном анализу стоического, скептического, несчастного сознания Гегель показывает, что самосознание достигает полного знания о себе только через последующие стадии: стоицизма, скептицизма, не­счастного сознания.

Цель самосознания - свобода. Самый простой вари­ант ее достижения - внутреннее освобождение, негатив­ное отношение и к господству, и к рабству, то есть стои­цизм. Стоицизм представляет собой свободу сознания, признает себя в форме мысли, которая выше власти и под­чинения. Последние рассматриваются стоиками как пол­ностью «индифферентные», с моральной точки зрения, быть господином или слугой - одно и то же. Стоическое сознание, согласно Гегелю, «негативно по отношению к власти и подчинению, поскольку оно не совпадает ни с деятельностью господина, истина которого заключает­ся в рабе, ни с деятельностью раба, чья истина лежит в воле его господина и в услужении ему. Оно в том, чтобы быть свободным на троне (как Марк Аврелий) и в цепях (как Эпиктет), при любой зависимости от чего бы то ни было...». Однако, желая освободить человека от всех по­рывов и страстей, стоицизм изолирует его от жизни, от­чего, по словам мыслителя, его свобода остается абстрак- 46 . '

тнои, уходит вовнутрь, не снимая иного по отношению к себе.

Стоицизм внутренне противоречив: удалившись из окружающей действительности в себя, сознание не дове­ло до конца отрицание сущего. Стоика волнует вопрос, что есть истинное и доброе, но его ответ всегда тавтоло­гичен. Саму эту постановку вопроса снимает скептицизм, который доводит до логического завершения отрицание бытия.

Таким образом, стоицизм диалектически переходит в скептицизм, в котором отрешенность от мира преобра­зуется в отрицание мира. При этом, отрицая все то, что сознание полагало несомненным, скептицизм опустоша­ет самосознание и приводит его к противоречивости и разладу с собой. При этом, с одной стороны, возникает «себе самому равное самосознание», своеобразная безмя­тежность мышления, а с другой - «абсолютное диалекти­ческое беспокойство», сознание, «сбитое и сбивающее с толку». Эти две крайности в скептицизме сосуществуют. Следовательно, противоречие не только не устранено, но, напротив, усилилось.

Признаки этого разлада, скрытого в противоречиво­сти скептицизма, становятся явными в «несчастном», или «раздвоенном», сознании, «еще более запутавшем­ся в противоречиях». Несчастное сознание - это высшая форма самосознания, изначально отягощенная раздвоен­ностью.

Гегель под «несчастным сознанием» имеет в виду христианство, которое считает, что согласно промыслу Божьему, все в мире лежит во зле. В этом таится его про­тиворечие. Раздвоенность видна уже в том, что для хрис­тианина сознание бытия и действия есть лишь скорбь об этом бытии и действии. Перед «несчастным сознанием» - разорванная действительность: человек причастен Богу и в то же время погряз в грехах.

Философ так характеризует мировоззрение «несчас­тного сознания»: «Сознание жизни, сознание своего на­

личного бытия и действования есть только скорбь об этом бытии и действовании, ибо в них оно имеет только созна­ние своей противоположности как сущности и сознание собственного ничтожества... Его мышление как благого­вение остается диссонирующим перезвоном колоколов или теплыми клубами тумана, музыкальным мышлением, не доходящим до понятия, которое было бы единствен­ным имманентным предметным модусом. Оно, конечно, становится для этого бесконечно чистого внутреннего чувствования его предметом, но столь приблизительно (so eintretend), что он вступает (eintritt) не как постиг­нутый в понятии предмет, а потому - как нечто чуж­дое... Поэтому сознание может обрести в наличии лишь могилу своей жизни... Так как оно не обладает этой досто­верностью для себя самого, его “внутреннее”, напротив, остается еще подорванной достоверностью себя самого; подтверждение, которое оно могло бы получить в труде и потреблении, есть поэтому именно такое подорванное подтверждение; или, лучше сказать, оно само должно уничтожить в отношении себя это подтверждение, так что оно, конечно, находит в нем подтверждение, но только подтверждение того, что есть оно для себя, т.е. подтверж­дение своего раздвоения»^[24].

Таким образом, действительность для несчастного соз­нания уже не есть нечто в себе ничтожное, как это было у стоицизма и скептицизма, а есть нечто такое, как оно само, - «разорванная действительность». По Гегелю, несчастное сознание, ищет свою цель исключительно в недостижимом, потустороннем мире: оно живет в этом мире, но всецело обращено к другому - недостижимому; всякое приближение к трансцендентному Божеству несет несчастному Сознанию умерщвление и ощущение соб­ственной ничтожности.

Краткое изложение сути «несчастного сознания» по­казывает, что христианство, в глазах Гегеля, способно иг­рать свою роль потому, что в нем «отчуждение» - отрыв

индивида от природных уз первобытного общества, об­наруживается на более высокой и развитой ступени, чем ступень, выраженная в античных философских концеп­циях, которые идеологически сопровождали объектив­ный процесс разложения, однако у которых, по мнению философа, отношение сознания было сугубо негативным; абстрактным и, по меньшей мере, принимало во внимав ние возникшее и растущее отчуждение.

Именно в «несчастном сознании», по Гегелю, достига­ется связь единичного с неизменным, всеобщим. Именно здесь дух совершает переход от самосознания к разуму.