Феноменология и проблема сознания

Э. Гуссерль — основоположник феноменологии — упрекал класси­ческую философию за то, что она «удваивает» мир, подкладывает под феномены сознания некие трансцендентные сознанию вещи.

Всякий акт сознания имеет какой-либо предмет, и эту направленность в феноменологии называют интенциональностью. Среди разнообразных актов сознания Гуссерль выделяет прежде всего чувственное восприя­тие, представление и воображение, которые выступают как разные спо­собы данности объектов. Важнейшая особенность интенционального

подхода к сознанию заключается в том, что он порывает с традицией понимания сознания как образного представления предметов. С чем же связан отказ от образной теории сознания? Концепция сознания как реп­резентации заставляет мыслить истину как совпадение или соответствие образа и предмета. Но как установить такое соответствие? Для этого мы должны как бы иметь в одной руке предмет, а в другой образ, и посмот­реть на них со стороны. Но это невозможно. Кроме того, образная тео­рия навязывает нам допущение о реальном существовании предметов до каких-либо предварительных исследований.

В современной культуре проблема реальности приобрела поистине маниакальный характер, и любой исследователь всегда и во всем озабо­чен прежде всего вопросом: существуют ли реально теоретические объек­ты? Слишком поспешное приписывание высказываниям статуса реаль­ности приводит к ошибкам.

Учение об интенциональности позволяет одним ударом отделаться от всех затруднений теории соответствия, вызванных удвоением объек­та на образный и реальный. При феноменологическом подходе мир об­разов исчезает и остается только один мир интенциональных объектов. Конечно, вопрос об их онтологическом статусе оказывается открытым, однако наивно-натуралистическому решению этого вопроса кладется предел. Предрассудок, который критиковали Брентано и Гуссерль, со­стоял в «подкладывании» физических объектов под психические пред­ставления. Гуссерль утверждает, что вполне мыслимо, что наш нагляд­ный мир является самостоятельным и не требующим специальной поддержки со стороны независимой реальности. То, что люди называют действительным миром, то, что физики называют событиями и процес­сами, а метафизики трансцендентными сущностями — все это, по мне­нию Гуссерля, не что иное, как корреляты сознания, имеющие отчасти мифологический характер.

Подкладывание субстанциальных сущностей или вещей под субъек­тивные переживания осуществляется с целью обоснования знания. Од­нако Гуссерль убедительно показывает, что в этом нет никакой надобно­сти: «бытие сознания, бытие всякого потока переживания вообще, хотя и непременно модифицируется вследствие уничтожения вещного мира, однако не затрагивается им в своей собственной экзистенции»^[37].

Гуссерль пытается переосмыслить очевидность, выявленную еще Декартом: мы допускаем существование реального мира как опоры и предмета нашего познания, а между миром вещей и миром сознания нет ничего общего и ни одно свойство одного не присутствует у другого. Эти миры не могут взаимодействовать между собою, и поэтому совер­шенно непонятным является тот факт, что человеческое сознание воз­никло в процессе эволюции природы. Наоборот, гораздо последователь­нее разъяснить допущение внешнего мира как особой операции сознания, нуждающегося в предмете. «Сознание, если рассматривать его “в чис­тоте”, — писал Гуссерль, — должно признаваться замкнутой в себе вза­имосвязью бытия, а именно, взаимосвязью абсолютного бытия, такой, в которую ничто не может проникнуть и изнутри которой ничто не может выскользнуть»^[38].

Что же дается таким подходом? Он кажется очевидно бессмысленным. Разве внешний мир и мы сами не существуем реально, т. е. независимо от сознания? Разве не очевидно, что наше сознание с его образами, познани­ями, переживаниями и эмоциями должно соответствовать объективным положениям дел? Конечно, все это так. Однако можно привести аргумен­ты, защищающие правомерность феноменологического подхода. Очень часто ссылки на так называемое «объективное положение дел», как и ссыл­ки на «чистый разум», лишь маскируют невидимые и неконтролируемые механизмы работы сознания. Возьмем, к примеру, произведение реалис­тического искусства или естественнонаучную теорию. Кажется, что в них представлена именно реальность. Но какая разница между картиной ху­дожника и абстрактными моделями физика! Поневоле возникает вопрос, какая из «реальностей» является настоящей.

Но это еще не все. Хотя мы воспринимаем картину, выполненную в реалистической манере, как изображение того, что есть на самом деле,

и говорим о портрете: «как живой», все-таки нельзя забывать о тех пред­посылках и допущениях, благодаря которым возможна картина худож­ника.

Аналогичные трудности воникают у образной теории с объедине­нием естественнонаучных теорий. Феноменология тоже не отвергает возможность познания, она даже выступает за то, чтобы сделать фило­софию строгой наукой, и критикует лишь натуралистическую установ­ку, суть которой в онтологизации явно мифологических конструкций, подаваемых под видом «самой реальности». Миф о физических объек­тах препятствует развитию науки, хотя и дает чувство уверенности от­носительно объективности научного знания. Но в действительности ни природа, ни Бог, ни физические эксперименты не гарантируют этой объективности и не снимают с нас ответственности за выдвигаемые предположения.

4.