ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В завершении исследования подойдем к вопросу: осуществлен ли подступ к решению эстетической проблемы такого основания человеческой деятельности как воля? Установление предела эстетизации воли возможно за счет раскрытия процедуры ее именования, онтологиче­ски разделяющей само эстетическое представление воли от ее приукрашивания.

Признаем оправданность диссертационного исследования воли как эстетического. Ес­ли разбираться с волей под ведомством этики, тогда отпадает необходимость в описании воли, так как для (классической) этики воля и разум тождественны друг другу (вспомним метафизи­ческие трактовки воли Спинозы и Канта).

увеличивается дистанция»^[384]. Эстетическое осмысление воли в анализе ее эстетизации, прису­щей сюжетам художественной литературе и философским концепциям, раскрывает смысловое многообразие воли, отвечающее реальности человеческого существования.

Если остановкой западной эстетики, по выражению Агамбена, является метафизика во­ли, то я предлагаю обратный тезис, обращаясь к феномену воли: онтологическим основанием эстетического самовыражения человека является воля. Следовательно, воля, как и эстетизация, являются проблемным полем эстетики. Рефлексируя над проблемой воли, эстетика рефлексиру­ет свои собственные основания, определенные бытием европейской культуры (по Шпенглеру). В проблеме воли сегодня ясно обнаруживаются различные стороны кризиса самой эстетики, как и эстетического восприятия человека. Благо, Истина, Красота сегодня не представляют со­бой прекрасного здания, в котором живет европейский человек. Здесь уместно вспомнить фильм Андрея Тарковского «Жертвоприношение», в котором главный герой Александр препо­дает эстетику в университете. Главная тема его размышлений в фильме — безысходность чело­века, помрачение, упадок, близость смерти и самоуничтожения человека. Тарковский как ху­дожник ясно говорит о позиции, которую справедливо сегодня может занять эстетика в призна­нии своего кризиса, который является частью более общего кризиса человека. Полагаю, что проблемное поле эстетики является воплощением этого кризисного состояния, а работа в этом проблемном поле является преодолением кризиса: «Возможно — если мы хотим по- настоящему поставить проблему искусства в наше время — нет более неотложной задачи, чем деструкция эстетики; освобождая поле от привычных очевидностей, она позволила бы поста-

385 вить под вопрос само значение эстетики как науки о произведении искусства»^[385].

Подведем итог, задав следующий вопрос: что с философских позиций удалось сказать нового о воле, выбрав перспективу ее эстетизации? Использовать потенциал эстетизации значит обратиться к феноменологической трактовке воли и ее главному, наряду с целью, условию проявления: установке к действию. Ответом на вопрос что такое установка к действию является понимание воли как возможности стойкости и решительности, готовности к поступку. Уста­новка же определяется воспитанием, полученным опытом, общением с другими и влияниям других, трансляцией практического знания от поколения к поколению, личной ответственно­

стью. В их действии человек сосредотачивает себя в достижении высших целей, но сами уста­новки также сосредотачивают человека в его психической и соматической активности, силе ду­ха, в действии интуиции и разума, способного предвидеть будущее, сформулировать проблему настоящего при абсолютной потребности в везении и удаче. Установки тесно связаны с топо­сом: «Он (Логос) вбирает раздражение, интуицию, провидение, немотивированные действия и остановку, возвращение и геометрическую проекцию настоящего. Топос есть единство нера­зумной ситуативной адекватности и разумной неукоснительной воли» . Сила действия уста­новки в строе речи подводит к именованию воли в событии, в опоре на мощь чистой буквы: «Поэма, матема, изобретеннная, политика и любовь в точности и составляют различные воз­можные типы родовых процедур. То, что они производят в различных ситуациях (неименуемое в самом языке, мощь чистой буквы, общая воля как анонимная сила всякой именуемой воли и Двоица полов как то, что никогда не считалось за одно), — всегда всего лишь истина этих ситу­аций под видом некоей родовой множественности, зафиксировать имя которой, наперед распо­знать ее статус не может никакое знание»^[386][387].

Вопрос, определивший ход диссертационного исследования, состоит в возможности во­ли и ее трактовки быть представленной через эстетизацию. Внутренний для исследования по­сыл к эстетизации (трактовки) воли заключается в представлении образа электрического напряжения, которому уподобляется воля. Над сближением цели с установкой действительно прозрение о том, ради чего проявляется воля, чем она движется, какой мечтой, надеждой, инту­ицией питается: «Почти пропорционально отсутствию воли к жизни (к реализации) у меня было упорство воли к мечте. Даже, кажется, еще постояннее настойчивее. именно — «не подвину­лось ни на корпускул» и не "уступило ничему"»^[388]. Потенциал эстетизации напряжения воли раскрыт в прозе Андрея Платонова. В двух рассказах («Лампочка Ильича» и «Родина электри­чества») мы видим эстетизацию воли к устройству жизни (новую волю), воплощающую социа­листическое строительство, объявленное приоритетом в тезисе Ленина о коммунизме (Советы плюс электрификация всей страны). Чехов в повести «Моя жизнь» от лица доктора Благово го­ворит о силе воли как потенции, напряжении, что должно быть озарено мечтой. В творчестве Чехова и Платонова эстетизация воли существенно дополняет ее понимание как личной свобо­ды, воспеваемой и желаемой не только русским народом, но и его писателями (Лермонтов, Пушкин, Достоевский).

Проблема эстетизации (трактовки) воли состоит в отсутствии различия между ее пред­ставлением в воспевании или повествовании и приукрашиванием, склонным к спекуляции тем, что связано с волей. Эстетизация воли в политических мифах становятся средством дистанци­онного управления человеком во всем комплексе его ощущений, эмоций, чувств, настраиваю­щих человека к нужному восприятию действительности. Привлекающие образы жизни и пове­дения в технологическом мире, представляющем вселенную образов, заменяют вырабатывае­мые установки влечениями, которым человек подчиняет свою волю.

Шопенгауэр в эстетической трактовке воли вместо главного действующего элемента воли — установки к действию, полагал необходимым эстетическое безвольное созерцание, по­этому воля для него — это слепая воля, воплощающая собой мир со всеми его несчастиями и страданиями. Дионисийская воля Ницше в поздний период творчества подвергается им эстети­зации трансформацией в волю к власти через представление и воспеваниее высших типов лю­дей.

Дистанционное существование современного человека являет собой его вхождение в зону риска превращения в объект медиауправления. Отчуждение как предмет мысли для клас­сической немецкой философии, экономической и политической теории марксизма, теории рус­ского авангарда вновь находит свою новую жизнь в безволии человека, так что вслед отчужде­нию, может быть, наперед ему, нужно направить усилие философской мысли. Соответственно, границы дистанционного существования человека сегодня могут быть осмыслены из перспек­тивы разрешения проблемы безволия. Это задача является весьма актуальной для современной философии воли и эстетики.

³⁸⁹ Флад К. Политический миф. Теоретическое исследование / Пер. с англ. А.Георгиева. М.: Прогресс- Традиция, 2004. С.49.