Стоицизм

Рассматривая философию стоиков на предмет их рассуждений о воле, начнем с выводов итальянского философа Дж. Агамбена: «Один из немногих вопросов, по которым историки ан­тичной философии будто бы пришли к полному согласию, — это отсутствие понятия воли в классической греческой мысли.

Когда Платон или Аристотель говорят о воле, то для них она предстает как что-то само собой разумеющееся, насчет чего не нужно формулировать проблемы. Философы заняты дру­гими вещами: осмыслением смысла добродетели, формулированием политических идей. Ханна Арендт делает жесткое утверждение: «Аристотелю не было необходимости думать о суще­ствовании воли» . Воля как предмет настоящего исследования, напротив, требует короткого замыкания ее проявления на экзистенциальном опыте, в котором актуализируется способ бытия человека. Именно его в своих учениях впервые осуществили стоики, раскрывая феномен воли, прежде всего, в самообладании, на которое ориентируется и из которого исходит разумное устремление к благу.

Ранние стоики (прежде всего Зенон, Хрисипп, далее их ученики), различая разумные стремления, говорят о так называемых практических стремлениях или влечениях, переосмысляя понятия древних греков, вводя свои новые, которые уже для поздних стоиков и будущей фило­софской мысли будут в той или иной степени связаны с понятием воли: «Практическое влече­ние имеет много видов, в том числе такие: замысел (πρόθεσις), прикидка (έπιβοολή), приготов­

ление (παρασκευή), приступание (έγχείρησις), выбор (αϊρεσις), предварительный выбор (προαίρεσις), решение (βούλησις), желание (θέλησις). Замысел, по их словам, — это указание на завершение [в будущем], прикидка — влечение до влечения, приготовление — действие до действия, приступание — влечение в отношении того, что уже налично, выбор — решение на основе опытных данных, предварительный выбор — выбор до выбора, решение — благоразум­ное устремление, желание — добровольное решение» . Ключевой вопрос: на что, по мнению стоиков, должна быть направлена воля, чтобы быть волей? «А воля, как они говорят, противо­положна вожделению и есть благоразумное устремление. К воле относятся благожелатель­ность, благосклонность, ласковость, приязненность» . «Среди ваших мудрецов признано, что творцом мира является логос, то есть слово и ум. Зенон, например, называет его "созидателем", который все привел в порядок; он же именуется судьбой, богом, душой Юпитера и необходи­мостью всего происходящего.Зенон считает, что бог — это божественный природный закон,

125 который имеет силу предписывать правильное и запрещать противоположное» . Целью жизни для стоиков является познание и следование за судьбой, существование в соответствии приро­дой, сутью которой является разум, логос.

Таким образом, разумное устремление, обретение добродетелей, познание блага и устроения космоса совокупно связаны с добродетельностью самой души. Аналогично и сво­бодный сознательный выбор связан с предпочтением блага относительно зла для самой души здесь и сейчас, в настоящем; будущее же определяется возможностью удерживать этот предпо­чтительный выбор, поддерживать его добродетельным образом жизни. Поэтому такую важную роль обретают феномены «влечение до влечения», «действие до действия», «выбор до выбо­ра», связанные с созданием просвета в душе до действия влечений, побуждений. Его основа — подготовка и свободный выбор, полагающий правильное поведение в будущем, отвечающее замыслам. Я определяю влечение до влечения, действие до действия, выбор до выбора, когда размышляю (прикидываю), к чему приведет это влечение, это действие, этот выбор, ставя под вопрос то, нужно ли мне вообще следовать этому влечению, осуществлять это действие, совер­шать этот выбор, пока они не будут согласованы с решением разума и осознаны как собствен­ное желание. Готовность действовать и само действие для стоиков есть не что иное, как осу­ществление практики аскезы, направленной на обретение самообладания перед страстями (ата­раксия): «В то время как другие философы не удаляли страсти из человеческой души, но словно сжимали их и ограничивали их действенность, Зенон полагал, что мудрец лишен этих, так ска­зать болезней. По его мнению, страсти эти произвольны и порождаются превратным сужде- ^{[120][121][122]}

нием, а матерью всех страстей, по его мнению является некая невоздержанность»^{[123][124][125]}. Стоики в экзистенциальную ситуацию проявления воли вносят род довлеющих обстоятельств: страсти.

Для ранних стоиков деятельность души ориентирована на разумность в действиях и по­знании. Обратив внимание на довлеющие обстоятельства, основной частью которых является сама душа в своих неразумных влечениях, сосредоточившись на познании и освобождении от страстей, стоики остаются под влиянием философии древних греков, с ее возможностью полно осмыслить жизнь души в разуме.

Поздние стоики исследуют пределы проявления самообладания (стойкости), в которое вписан образ жизни. Таким пределом и началом для Эпиктета является свобода воли, которая задает предел и цель самообладанию в том, что зависит от нас. Что же не зависит, не принадле­жит человеку, в отношении чего он должен быть бесстрастен: «Зависит от нас свобода воли и все дела, зависящие от свободы воли, а не зависит от нас тело, части тела, имущество родители, братья, дети, отечество, словом, общество. Если все это истинно, и мы не по тупоумию и не по лицемерию говорим, что благо человека заключается в свободе воли, так же как и зло, а все остальное не имеет никакого отношения к нам, что мы еще впадаем в смятение, что мы еще впадаем в страх?» . Идея Эпиктета о свободе воли обращает сознание человека к самому себе; упражнение и воспитание себя в таком обращении есть философия: «Философия не обещает

128 дать человеку ничего того, что относится к внешнему миру» . Эпиктет коротко замыкает сво­боду воли на стойкости: то, что от меня не зависит и мне не принадлежит, но через что меня могут пытать, управлять мною и эксплуатировать меня, не является мною, не есть я сам. По­этому я буду сносить все трудности и давления, страдания, поскольку только это от меня и за­висит (и от того, насколько я свободен от мнительности и впечатлительности, насколько я осмотрителен): «Да какое еще дело мне, наделенному величием духа, до всего того, что может выйти? Что лишит меня самообладания или приведет в смятение или что покажется мучитель­

ным? Разве я не стану пользоваться той способностью, которую я получил для этого, а стану 129

сокрушаться и стенать по поводу того, что выходит?» . Чуть ниже Эпиктет пишет: «Подавай теперь, Зевс, какое хочешь обстоятельство: у меня есть подготовленность, данная мне от тебя, и возможности для того, чтобы украсить себя благодаря всему, что получается»^{[126][127][128]}. Здесь самооб­ладание перед любыми довлеющими обстоятельствами, стоическая воля способствует украше­нию себя успехами и результатами. Иными словами, можно украсить себя, даже действиями своей воли, но саму волю украсить невозможно.

В философии стоиков жизненная цель состоит в совершенствовании соответствия (ра­зумной природе), что укоренено в опыте самообладания и бесстрастия. В ходе феноменологи­ческого анализа выявлено, что самообладание представляет собой такое энергетическое напря­жение между целью и установкой: цель достигается реализацией установки. В контексте стои­ков достигаемая цель в опыте самообладания обретает онтологические измерения, соответствуя целям существования человека. Практический смысл установки сознания (установок) как строя внутренней речи для стоиков заключается в понятии Παρασκευή: «Так вот, этим оснащением, о котором надо заранее позаботиться и которое позволит ответить на вызов сразу же, как только в этом возникнет нужда, прибегая при этом к самым простым и действенным средствам, будут 1одо1(речи)... Хороший атлет, тот, у которого достаточная paraskeue.. .Некоторое число дей­ствительно произнесенных высказываний, которые он действительно когда-то слышал или про­читал и которые он сам себе врезал в память, повторяя их, перебирая в уме в каждодневных упражнениях, записывая, переписывая их для себя, как к примеру, Марк Аврелий — у него, как вам известно, не разберешь, где его собственные слова, а где чужие. Это слова учителя, сло­ва, обращенные к другим и самому себе. Вот из этих, взятых в указанном — материальном смысле слов (logoi) и состоит оснастка того, кто должен быть хорошим борцом со случаем, с фортуной» . Παρασκευή обычно переводят как оснащение: оснащение истинными речами, структурирующими поведение и действия стоика.

Итак, феноменология воли, осмысленная через философию стоиков, замыкает все воз­можные раскрытия феномена воли на одном единственном и базовом: самообладании. Свобод­ный выбор, гражданские поступки — все определены и направлены к совершенствованию са­мообладания и соответствия природе. Марк Аврелий, император-стоик, государственность и феномен общественности возводит, в конце концов, к разуму как природе, которой обладает каждый: «Если духовное у нас общее, то и разум, которым мы умны, у нас общий. А раз так, то и тот разум общий, который велит делать что-либо или не делать; а раз так, то и закон общий;

раз так, мы граждане; раз так, причастны некоей государственности; раз так, мир есть как бы

132

город» . Марк Аврелий различает себя как гражданина Рима и как человека, для которого гос­ударство — мир, обретение гражданства в котором — обладание разумом: «А полезно каждому то, что по его строению и природе, моя же природа разумная и гражданственная. Город и оте­чество мне, Антонину, — Рим, а мне, человеку, — мир. А значит, что этим городам на пользу, то мне только благо»^[129][130]. Подвижничество как критерий предельного проявления воли, целиком и полностью сосредотачивается вокруг самообладания, совершенствовать которое только и возможно обращением к разуму и стойкостью перед страстями: «Должно поэтому уклоняться того, чтобы в цепи представлений было случайное или напрасное, а еще более — суетное и злонравное; приучать себя надо только такое иметь в представлении, чтобы чуть тебя спросят: «О чем сейчас помышляешь?», отвечать сразу и откровенно, что так и так.И вот такой чело­век, который более уже не откладывает того, чтобы быть среди лучших, есть некий жрец и по­собник врагов, распоряжающийся и тем, что поселилось внутри его, благодаря чему человек этот наслажденьями не запятнан, не изранен никакой болью, ни к какому насилию не прича­стен, ни к какому не чувствителен злу; подвижник он подвига великого — ни единой не поко­рился страсти, справедливостью напоен до дна; от всей принимает души все, что есть и дано судьбой»^[131][132].

Сенека в подвижнической сущности самообладания делает акцент в движении навстречу смерти для освобождения от всех представлений, связанных с нею как со злом. Цель такого по­движничества состоит и основана на сознании безразличия к смерти: «Так разве мужественно пойти на смерть наперекор всему, что внушено нам давним убеждением, не есть один из самых славных и великих подвигов человеческого духа? Ему никогда бы не подняться к добродетели, если бы он считал смерть злом; он подчиняется, если сочтет ее безразличной» . Оборотная сторона стоической практики размышления о смерти и предвосхищения зол — вынесение са­мой смерти, безразличие к ней, так что смерть занимает свое положение существования перед жизнью: «Так что даже если смерть и принадлежит к вещам безразличным, пренебречь ею не так легко: нужно закалять дух долгими упражнениями, чтобы вынести ее вид и приход»^[133]. Смерть как одна из основных тем философии означает понимание того, что смерть стоит намного ближе человеку, чем его биологическое прекращение жизни.

Мы подходим к главной теме философии стоиков, а именно к судьбе, собрав в единство ранее исследованные идеи: совмещение свободы воли с самообладанием, при котором основа самообладания состоит в обладании тем, что зависит от нас. Прямой путь стоического образа жизни: самообладание-судьба. Укоренение познания того, что зависит от нас, в совершенство­вании самообладания раскрывает возможности (подражание и соответствие природе) разума совершать выбор действия или отказа от него, управлять своими мнениями и представлениям, рождающими пристрастное отношение к вещам, людям. Следовательно, познание космоса и природы в ее божественном разумном замысле (логосе) сопряжено с воспитанием самооблада­ния и бесстрастия и приводит к добровольному принятию судьбы (повеленья). Поэтому стоики не столько не признают свободы воли, сколько переносят ее в опыт самообладания, через кото­рый выстраивается прямой путь к познанию и принятию судьбы. Тот, кто не обрел самооблада­ние, тот не знает судьбы, тот сопротивляется, во всем видит необходимость, тем самым лишая себя возможности проявить свою волю: «Старайся ничего не делать против воли! Все предсто­ящее предстоит по необходимости тому, кто сопротивляется; в ком есть охота, для того необхо­димости нет. Я утверждаю: кто добровольно исполняет повеленье, тот избавлен от горчайшего в рабской доле: делать, чего не хочется. Несчастен не тот, кто делает по приказу, а тот, кто де­лает против воли. Научим же нашу душу хотеть того, чего требуют обстоятельства.Нужно подготовить себя к смерти прежде, чем к жизни» .Для стоиков сама воля становится сред­ством эстетизации (украшения) себя (подвигом воли).

2.4