Картезианское решение проблемы воли

Философия Возрождения и Нового времени представляет основания эстетизации, со­ставляющие существо исторического поворота Европы к эстетическому осмыслению дей­ствительности: «Идея выступает, с одной стороны, уже не как конкурент или даже прообраз чувственно воспринимаемой действительности, а как ее производное, с другой стороны — не как данное содержание или даже трансцендентный предмет человеческого познания, а как его продукт; этот поворот с предельной ясностью обнаруживается уже в словесном выражении»^[150].

В упорстве, не знающем верно ли оно, человек способен проявить волю великой силы. Это упорство может остановить возникающее сомнение правильности и истинности убеждений и стремлений. Поворот от заблуждения к истине начинается с подобного сомнения. Таким об­разом, между заблуждением и открытием истины существует просвет, именуемый сомнением.

158

ния»^[153].А.И. Герцен так пишет о Декарте: «Когда он поднялся в страшную изреженную среду, в которую не впустил ничего вперед идущего, когда в этом мраке, в котором все исчезло, кроме его самого, он сосредоточился в глубине духа своего, сошел внутрь своего мышления, поверил свое сознание, — у него вырвалось из груди знаменитое подтверждение своего бытия: Cogito, ergo sum (я мыслю, следовательно, я существую)»^[154].То, что сомнение является состоянием души (сознания), обосновывается длительностью состояния нерешительности в суждениях, в котором себя удерживает разум: «.чтобы не быть нерешительным в действиях, пока разум обязывал меня к нерешительности в суждениях, и чтобы иметь возможность прожить это время как можно более счастливо, я составил себе наперед некоторые правила морали»^[155]. Заблужда­ющаяся воля останавливается сомнением разума в суждениях, не подкрепленных достоверным знанием.

Таким образом, открытое сознание, когито, предстает как участок, спасенный от нере­шительности, в котором свое бытие обнаруживает как установка сознания (разум), так и цель: «Мое намерение никогда не простиралось дальше того, чтобы преобразовывать свои собствен­ные мысли и строить на участке, целиком мне принадлежащем»^[156]. Открытое сознание, Я, есть основа решительности, завоеванная территория сознательности, освобожденная от заблужде­ний и ошибок: «Итак, отбросив все то, относительно чего мы можем сомневаться, и, более того, воображая все эти вещи ложными, мы легкостью предполагаем, что никакого Бога нет и нет ни неба, ни каких-либо тел.однако не может быть, чтобы в силу всего этого мы, думающие таким образом, были ничем: ведь полагать, что мыслящая вещь в то самое время, как она мыслит, не существует, будет явным противоречием.

Закрепляя за сознанием статус вещи мыслящей, основывая дуализм вещи мыслящей и вещи протяженной, Декарт подводит черту под своим открытием. Открытое сознание можно сравнить с островком посреди океана (заблуждений, ошибок, нерешительностей): «Декарту бы­ло одно великое призвание — начать науку и дать ей начало; он только для постановления начала и мог на минуту удержать напор схоластики и дуализма»^[158]. Здесь разум обнаруживает свою решительность в суждениях, совершенствование свободы выбора, представляющей собой

возможность и способность воздержания от веры в то, что не представляется достоверным: «.наша воля стремится к какой-нибудь цели или избегает ее в зависимости от того, представ­ляет ли ее наш разум хорошей или дурной. А потому достаточно правильно судить, чтобы пра­вильно поступать, и достаточно самого правильного рассуждения, чтобы и поступать наилуч­шим образом, т.е. чтобы приобретать все добродетели и вместе с ними все доступные блага» ^[159]. Таким образом, воля волит правильно, если она согласована с суждением разума.

Известный исследователь христианства Этьен Жильсон, сравнивая трактовки воли у Фомы Аквинского и Декарта, следует логике сближения философских позиций: «Если для св. Фомы действие разума на волю совершенно достоверно, то для Декарта, можно сказать, это не менее достоверно.Если воля естественно тяготеет к благу, отсюда необходимо следует, что уже по самой своей природе она тесно связана с разумом. Действительно, Декарт утверждает, что наша воля не может определяться чем-то, что наш разум и не познает никаким образом. Следовательно, воля необходимо подчиняется разуму; каким бы неясным и смутным ни было наше познание вещей, оно тем не менее необходимо, чтобы наша воля определилась к вынесе­нию какого-то суждения»^[160].

Человек, по словам Жильсона о Декарте, непогрешим, если обладает достоверным зна­нием, если стоит на участке или плацдарме, именуемым когито (я мыслю). Но решена ли тем самым проблема ошибки или заблуждения воли, пока не ясно. Отношение воли к разуму в схо­ластике глубоко отлично от аналогичного отношения у Декарта: для схоластов воля стоит выше разума; Декартом воля понимается шире разума. Это широта связана с тем, к чему направляется

воля: к тому, что даже еще не постигнуто отчетливо и ясно разумом, так что человек осознанно или нет, но оказывается стоящим между знанием и заблуждением, которое он должен преодо­леть: «Даже учение Декарта о срединном положении человека между миром бытия и небытия, из которого Декарт пытался объяснить возможность заблуждения, заключало в себе, несмотря на идеалистическую суть, глубокие и плодотворные мысли. Уже философы итальянского Возрождения подчеркивали в этой мысли не отвлеченную метафизику идей, но заложенное в ней представление о способности человека к совершенствованию. Не менее плодотворные мысли заключались и в учении Декарта о воле и о более широком объеме воли сравнительно с разумом. Смысл этого учения состоял в том, что условием истинного, т.е. свободного от за­блуждений, разума должно быть соответствие разума и воли, иными словами — подчинение неразумной, слепой, сбивающей с истинного пути воли ясному, сознающему свои задачи и ос­нования своих действий разуму»^[162]. Основания для таких позиций Декарта обнаруживаются уже в философии эпохи Возрождения, постановившей принцип безграничности познания, дви­жение от незнания к знанию.

Объем приведенных рассуждений вкупе с тезисами Декарта нуждается в упорядочива­нии, вопросы — в разрешении. Волю проявляется, но ошибается вследствие незнания, отсут­ствия ясного видения разумной перспективы. Для Декарта в сомнении, что останавливает за­блуждающуюся волю, ставится под вопрос истинность знания и возможность обладанием соб­ственным разумом. Ошибочность выбора воли и сознание этой ошибочности - сомнение, от­крывает ситуацию поисков решений, которые замкнуты на принципиальном отсутствии реше­ния, то есть достоверного знания. Именно открытие когито, сознания, означает для Декарта са­моопределение через мышление, открытие Я, которое мыслит. Решимость здесь раскрывается в следствии существования (Я мыслю, следовательно, я существую). Эту процедуру теперь со­знание должно воспроизводить, чтобы обладать достоверным разумным знанием и воздержи­ваться от всякой неясности. Теперь воля поистине разумна, так как определена сама истина: со­знание, Я. Многие исследователи начинают рассуждение о воле у Декарта именно с феномена достоверного разумного знания, приписывая необходимость освобождения от заблуждений и ошибок. Однако Декарт подчеркивает ситуацию незнания, нерешительности в суждениях, ко­торую разум должен преодолеть решительностью в действиях, как бы договорившись с автори­тетными мнениями и законами. Но ситуация нерешительности остается: Декарт открытием когито не завоевал всей территории нерешительности, что случается с человеком, отвоевав у нее лишь участок достоверного знания, того, что можно знать с точностью и истинностью.

2.6.